Хозяин Священной Колыбели - Настя Любимка

Черное марево медленно, но уверенно рассеивалось. Я отметила это вскользь, потому как все мое внимание было сконцентрировано на Рэндаре. На том, как слой за слоем его плоть обрастала новой кожей. Жуткое, невообразимо жуткое зрелище! И вместе с тем завораживающее.

Процесс шел медленно, однако мне торопиться некуда было. Я точно знала, что папаша Рэндара к нам не явится. Во мне эта мысль изначально жила, а сейчас и вовсе укоренилась. Не знаю, почему, но я вдруг решила, что остался всего шаг до победы. Нашей безоговорочной победы над Зураром.

Не знаю, сколько еще времени прошло, но в какой-то момент ключи-столбы плавно осели в озеро, а мальчишка-менталист перестал походить на освежеванную тушу. Да, был бледноват, с синеватыми губами, но дышал. Жить будет.

– И что же заставило тебя так выложиться ради человека, которого стоило выселить за сто первый километр? [3]

– Справедливость, – ответила я прежде, чем поняла, кто это спросил. – Рэндар заслуживает право на второй шанс.

А потом до меня дошло. Осознание буквально накрыло. Спина мгновенно покрылась мурашками, а лоб испариной. Тело задеревенело. Даже если бы захотела – не смогла бы пошевелиться.

Быть не может…

Но страх тут же отпустил, уйдя на второй план, потому что радость стала куда большей движущей силой.

Вернулся... Живой!

Я не хотела плакать. Слезы сами полились по щекам.

Наконец отмерев, я все-таки обернулась на голос. И уже застыла окончательно под суровым темным взглядом Виктрана, в котором не было и намека на тепло и радость. Ни единого.

[1] Рамиран – название мира.

[2] Сердиться, горячиться; выходить из себя, раздражаться, обычно без достаточных оснований для этого, по пустякам.

[3] Так в СССР в народе называли ограничение для некоторых неблагонадежных категорий граждан (тунеядцы, уголовники, диссиденты и т.п.) селиться ближе 100 километров от Москвы, Ленинграда, столиц союзных республик и городов-миллионников.

Глава 20

– Здравствуй, Настенька, – мягко произнес Виктран, встретившись со мной взглядом. – Вижу, скучать тебе не приходилось.

Наверное, мой мозг слегка отупел. Потому что я хоть и понимала, что каким-то образом к Виктрану вернулась память о прошлой жизни, потому как про сто первый километр тут никому не было известно, как, впрочем, и про сам километр. Тут иные измерительные обозначения в ходу! Но принять этот факт в данном отрезке времени я никак не могла. Слушала и молчала, глядя на Виктрана как баран на новый ворота.

И это его «Настенька»… Так меня никто никогда не называл. Точнее, если даже кто и пытался, то ограничивался одним разом, а после – не рисковали. Настасья, Анастасия или Настуся – да, но не Настенькой, как героиню сказки «Морозко [1] ».

Меня раздражала эта сказка и не нравилась актриса, играющая роль Настеньки в фильме. По мне главная героиня была очень инфантильным существом, потому и сравнение с ней, пусть и невольное, раздражало.

Только Виктору, только ему разрешалось!

И эта его интонация… Ее тоже не спутаешь.

Позже мне понравилось сравнение с Анастасией Павловной Ягужинской из «Гардемаринов», чем-то моя земная внешность была похожа на внешность актрисы, сыгравшей эту роль, разве волос был потемнее. Звездой, к слову, меня пару раз тоже называли. Бедствия, правда... А потом Анестезия Падловна укоренилась в умах, вытеснив любые другие образы, если они и возникали.

Я сглотнула, зажмурилась, пытаясь заглушить все эмоции. Пусть мужчина и говорил мягко, да вот взгляд его ни капли не потеплел! Толку от узнавания, если воспоминание о собственной гибели и причине, к ней приведшей, пылало в нем сейчас? Заставляя смотреть на меня так, что хотелось зажмуриться и даже сбежать…

В нем, в этом взгляде, что-то такое разгоралось. Нехорошее, дикое…

– Кто он тебе? Неужели еще один возлюбленный из прошлой жизни, раз, даже видя его близость к жрецу Зурара, ты бросилась ему помогать? Он так сильно тебе нужен?

И, наверное, эта фраза, сказанная ядовитым тоном, не только обнажила истинные чувства Виктрана: его злость, гнев, разочарование и обиду, но и отрезвила меня. Полностью выхолодила мою душу, позволяя взять разум и тело под контроль, собраться.

– Очень сомнительно, что в этом мире найдется кто-то еще, причастный к нашим прошлым жизням. Из нас двоих богам и этому миру был нужен именно ты, а мою душу привели сюда тебе в награду. Кто же виноват, что там, на Земле, последней, кого ты полюбил, оказалась я. Ты ушел слишком молодым…

Я говорила ровно и смотрела прямо. Сейчас не время для выяснения всех обстоятельств. Он умер на войне, он помнил только мое предательство и свой последний подвиг. Впрочем, для него это было не подвигом, а желанием спасти товарищей. Ему неизвестно о том, что там, на Земле, я родила от него сына, что сблизилась с его родителями, что была его вдовой, пусть лишь на бумажке… Он погиб, уверенный в том, что я бросила его и вышла замуж за кого-то другого. И знания о прошлой жизни им явно получены недавно, раз Виктран, каким бы сильным ни был, не может справиться с бушующими эмоциями. Ему стоило дать время. Дать переварить полученную информацию.

Не хотелось наломать дров. Я и так их уже целый лес в отношениях с ним наломала. Мне было страшно, да, но сейчас важнее оказались не мои собственные чувства.

– Рэндара знала прежняя хозяйка тела, а не я. Но у Стейзи стерли воспоминания о нем, они стали мне доступны недавно. А причина, по которой я желаю сохранить ему жизнь и дать второй шанс – его суть. В тебе тоже есть сила бога, ты знаешь не меньше меня и не можешь отрицать того факта, что Колыбель не видит в нем угрозы. Этот мальчишка – такая же пешка и жертва, как та же Стейзи. Да, натворил он немало, однако я уверена, что будет куда лучше, если свою дальнейшую жизнь Рэндар потратит на исправление совершенного. В любом случае, окончательное решение принимать тебе, я не стану спорить. Но прежде, чем это случится, выслушай обо всем, что он сделал сейвеху.

– Хозяйка!

– Ваша светлость!

Голоса друзей и близких слились в унисон. Они не