Аромагия. Книга 1 - Анна Орлова

мне дверцу, и, тихонько вздохнув, направилась к дому госпожи Бергрид.

Горничная, открывшая мне дверь, благоухала сочными мандаринами и свежей хвоей.

– Хозяйка пришла в себя! – с ходу прощебетала девица, сияя, как ярчайшая электрическая лампочка. Подумала и добавила, понизив голос: – А хозяина к ней не пускают! «Леденцы» его в комнате заперли, под домашним арестом, вот!

В голосе горничной звенело злорадство. Надо думать, господина Колльва в этом доме многие не любили.

– Отведите меня к инспектору Сольбранду, – прервала я ее разглагольствования.

– Слушаюсь. – Она сделала книксен, опустив глаза. Только острый запах лимонной травы выдавал недовольство.

Я шла за ней по устланным коврами коридорам и думала о том, как же неуютно в этой душной тяжеловесной роскоши. Дом, внешне красивый и удобный, со всех сторон давил на меня, словно пытался сжать душу невидимым корсетом. Долг, приличия, благопристойность – будто гвозди в крышку гроба… Я встряхнула головой (бабушка часто ругала меня за эту привычку, повторяя, что трясти гривой пристало только лошадям) и сама удивилась таким мыслям. Что это на меня нашло?

Одна из дверей впереди распахнулась, и показалась молодая женщина в строгом платье, ведущая за руку упирающуюся девочку лет семи-восьми. Ребенок не кричал и не плакал, а повисал всем телом на руке гувернантки (а это, несомненно, была она). Меня и горничную они пока не замечали. От них, словно цунами, накатывала волна запахов – удивительно сильных, резких, от которых кружилась голова и сдавливало грудь.

Я невольно приостановилась, увлеченная разыгравшейся сценой. Провожатая моя оглянулась, нахмурила выщипанные бровки, но тоже замерла в шаге впереди.

– Не упрямься, Хельга, – усталым негромким голосом уговаривала женщина. – Ты ведь знаешь, мама тебя накажет, если будешь капризничать!

– Не накажет! – буркнула девочка, упираясь, как своевольный ослик. – Она болеет и, может, вообще умрет!

– Хельга! – ахнула гувернантка, отпуская руку подопечной и резко к ней поворачиваясь. Судя по кислому запаху щавеля, у нее чесались руки как следует отшлепать вредного ребенка. – Как ты можешь так говорить?!

– Хочу и говорю! – исподлобья глядя на женщину, упрямо сказала девочка. На госпожу Бергрид она нисколько не походила, напоминая скорее дорогую фарфоровую куклу с голубыми глазами и светло-золотыми косами. – Тебе-то что? Моя мама!

– Отродье Локи! – прошипела рядом со мной горничная, и голос ее будто разрушил окружающую нас сферу невидимости.

Гувернантка испуганно вскрикнула, а девочка упрямо выставила вперед подбородок и насупилась еще сильнее. Хм, по крайней мере, характером она пошла в маму! Но прислуга ее определенно недолюбливала. Любопытно, почему?

– Не бойтесь, – попросила я мягко, стараясь говорить так, как успокаивают испуганных животных. И осторожно приблизилась, не забывая улыбаться. – Я всего лишь хочу познакомиться.

– А я не хочу! – заявила Хельга, беря за руку гувернантку. И велела, видимо, пытаясь подражать матери: – Эрна, пойдем! Пойдем же!

Гувернантка не трогалась с места, отчего-то завороженно глядя на меня. Мне вдруг показалось, что я слышу, как отчаянно колотится ее сердце, а густой запах сливок и мягкий бальзамово-пудровый аромат ванили мгновенно открыли мне ее секрет. Мне стало противно. Я предпочла бы ошибиться, чем лишний раз убеждаться в низости человеческой натуры.

– Эрна, позвольте задержать вас на несколько минут, – уже без улыбки произнесла я, остановившись в нескольких шагах от гувернантки. – Мне нужно с вами поговорить. Наедине.

Я попыталась принюхаться, но в коридоре царила такая разноголосица запахов, что подробностей было не разобрать. Злорадно-неприязненный аромат нима, напоминающий смесь подгнившего лука и чеснока, – от горничной, слабый запах арники и календулы (готовность драться) вперемешку с зефиром – от маленькой Хельги и обреченное благоухание раздавленного цветка ириса – от Эрны.

– Как прикажете, госпожа, – прошелестела гувернантка, опустив глаза. – Хельга, иди в классную комнату, я скоро буду.

– Одна? – фыркнуло упрямое дитя. – Не пойду!

– Думаю, девушка охотно тебя проводит, – кивнула я на горничную, от которой тут же повеяло едким ароматом чистотела. Надо думать, моя просьба пришлась ей не по душе. Однако ослушаться она не посмела, взяла ревущего ребенка за руку и поволокла прочь.

– Хозяйка меня за это накажет, – равнодушно сообщила Эрна.

– Вряд ли, – не согласилась я и предложила: – Давайте зайдем в комнату, не стоит разговаривать в коридоре.

Она только кивнула и распахнула дверь. Войдя, я огляделась: обычная детская, полная игрушек, с картинками из сказок на стенах и уменьшенной мебелью под стать хозяйке. Гувернантка замерла у входа, словно трепетная лань, готовая броситься прочь при малейшем признаке опасности. Когда я сделала шаг к ней, Эрна всем телом подалась назад, будто пытаясь слиться с дверью. А я дегустировала исходящий от нее запах, как другие смакуют вино. Букет аромата состоит из десятков нюансов, только мало кто может их различить…

Выходит, я все же ошиблась – по крайней мере, в одном.

– Кто отец вашего ребенка? – спросила я напрямик. – Это ведь не господин Колльв, верно?

Она воззрилась на меня с таким ужасом, что воздух в комнате, казалось, мгновенно напитался едким запахом щелочи.

– Откуда… – Она сглотнула и повторила, запинаясь: – Откуда?

– Откуда я знаю? – уточнила я любезно. Эрна слабо кивнула, не отводя от меня темных, чуть раскосых глаз. – Видите ли, близкие люди – я подразумеваю близость физическую – обязательно пропитываются запахами друг друга. При должном внимании любовников распознать несложно, а уж если женщина носит ребенка, то запах его отца въедается в ее плоть и кровь…

Я нисколько не кривила душой: впуская в себя мужчину, женщина принимает в себя его частичку. Только аромат этот постепенно слабеет и в конце концов рассеивается.

Кстати, запахи людей могут сочетаться или, напротив, конфликтовать. Полагаю, многим доводилось сталкиваться с тем, что запах чьих-то сигарет или одеколона буквально отталкивает, хотя другим он вовсе не кажется неприятным! Как и с эфирными маслами, запахи тел бывают несовместимы. Зато по-настоящему любящие люди синергичны даже в ароматах, прекрасно дополняя друг друга. Жаль только, что со временем это тоже может меняться.

– Вы правы, – прошептала Эрна. – Это не господин Колльв – конечно, не он!

– Тогда кто? – настойчиво спросила я, беря ее за руку. Кисть ее оказалась холодной, влажной и крошечной, словно лягушачья лапка. Во мне поднималась жалость. – Можете не называть его имени, но жениться на вас, если я правильно понимаю, он не намерен?

– Нет! – Она подняла голову и заговорила быстро и горячо, выплескивая давно наболевшее: – Я – гувернантка! Не прислуга, не барышня. Ни то ни се. Разве благородный мужчина заинтересуется бесприданницей, тем более бывшей в услужении? А опуститься до какого-нибудь конюха не могу я…

Несладкая судьба – ни дома, ни семьи, ни детей.

От Эрны