Истинные (не) изменяют в марте (СИ) - Мария Самтенко

Секретарь выглядит нервным, взволнованным. Беспокоится, вдруг что-то пойдет не так? Впрочем, мне он улыбается вполне искренне.

– Заполняйте вот тут и вот тут, – он показывает на бланки. – В этот раз меньше документов, потому что вам не нужно давать несколько согласий.

Меньше? Ну что ж, тогда постараюсь заполнить все медленно и аккуратно, чтобы как можно дольше не поднимать голову. Смотреть на горожан едва ли не страшнее, чем в прошлый раз. Я знаю, что правда на моей стороне, и собираюсь это доказать, но… но все равно не могу перестать волноваться.

Слушатели проходят в зал суда. Кто-то даже здоровается, и я отвечаю молчаливым кивком. Потом отдаю документы секретарю и просто сижу, положив руки на колени. Жду.

И вот наконец в зал заседания заходит королевский судья.

Это благообразный седой мужчина лет на двадцать старше Гейдена Ауруса, с орлиным носом и острым взглядом. Он проходит к столу, усаживается, чуть ерзает с непривычки и начинает процесс.

– Прошу всех встать. Судебное заседание по обвинению госпожи Марианны Одари по части девятой статьи сто семидесятой Уголовного кодекса Королевства Кормогора, а именно, в мошенничестве с целью вступления в брак, сопряженном с подделкой метки истинной пары, повлекшем последствия средней тяжести в виде срывы брачных договоренностей, объявляется открытым. Обвиняемой разъясняются права…

Судья зачитывает мне права – с прошлого суда они, если честно, не поменялись – и поднимает следователя, господина Петрикора Дагеля.

Тот сдержан и спокоен. Светлые волосы кажутся пронизанными лучами солнца, а на губах изредка даже появляется улыбка. Кажется, что весь этот процесс доставляет молодому следователю удовольствие.

Петрикор Дагель зачитывает доказательства: заявление Реналя о том, что я подделала метку истинности, протокол моего допроса, показания мага, осматривающего мою метку и признавшего ее фальшивой.

Звучит… страшно?

Недостаточно страшно.

Выясняется, что больше ничьих показаний, подтверждающих, что метку действительно подделала я, у следствия нет. Найти лицо, которое рисовало метку, не удалось. Косвенных улик, свидетельствующих о том, что у меня мог быть такой умысел, тоже нет. Показания Реналя Ауруса путанные и неясные.

В конце Петрикор Дагель оглашает результаты моей проверки на крови: магическая клятва подтвердила, что я не лгала и действительно ничего не знаю о подделке метки. Вспоминаю, что именно после этой проверки Реналь поехал ко мне извиняться… жаль, я не спросила у Гейдена Ауруса, по своей ли воле. Сдается мне, моривилльский судья тут тоже руку приложил.

Я изучала законы и знаю, что сама по себе такая проверка не гарантирует невиновность. Суды могут вынести обвинительный приговор, если собрана большая база доказательств.

Вот только их в отношении меня как раз нет. Есть появившаяся из ниоткуда метка, есть показания Реналя о том, что такие метки появились у нас двоих после ночи… и все. То, что у меня был умысел что-то подделать, документы Петрикора Дагеля не доказывают. Может, эту аферу вообще провернуло третье лицо?

– И это все? – вопрошает королевский судья, когда у следователя заканчиваются аргументы, улики и даже свидетели.

Хотя свидетелей там было раз, два и обчелся. Из коридора позвали трех человек с нашей несостоявшейся свадьбы, да и все на том.

– Да, уважаемый суд, – кивает следователь. – Каких-либо других фактов, подтверждающих виновность обвиняемой в инкриминируемом деянии, собрать не удалось.

– Господин прокурор?

Прокурор, суровый мужчина, встает и подтверждает обвинение. В памяти мелькает обрывок воспоминания, что в моем старом мире они ведут себя более активно и обязанностей в суде у них больше. Кажется, в том мире прокурор выступал и поддерживал обвинение вместо Петрикора Дагеля, а тут он просто подтверждает. В двух словах, таких же размытый и неконкретных, как Дагель.

И судья, наконец, спрашивает меня:

– Обвиняемая, вы признаете вину? Можете что-нибудь пояснить?

Встаю и качаю головой:

– Нет. Я не подделывала метку и поддерживаю те показания, которые огласил господин следователь.

Кажется, мой голос все же начинает дрожать от волнения. Безумно хочется обернуться, посмотреть в зал в поисках поддержки, но надо держать себя в руках.

Потом берет слово предоставленный магистратом Моривилля адвокат: все то же самое. Непонятно, не доказано, улик недостаточно.

– Суд удаляется в совещательную комнату, – заявляет наконец королевский судья. – Прошу всех встать!

Присутствующие встают, судья выходит из зала через маленькую дверку… и возвращается буквально через три минуты.

В его руках – лист бумаги. На лице секретаря – печать усталости.

Судья зачитывает с листа, что дело… подлежит прекращению за недоказанностью обвинения.

И добавляет:

– У кого-нибудь есть возражения? Госпожа Марианна? Прекращение по таким основаниям допускается только с вашего согласия.

Я снова встаю, стискиваю пальцы, чтобы сдержать дрожь, и окидываю взглядом зал заседания. Толпа народа не в пример больше, чем в прошлый раз. Вижу мать-настоятельницу, снова в оранжевом – она улыбается мне успокаивающей улыбкой. Рядом сидит господин Летификус.

Ищу взглядом моривилльского судью – и нахожу его в задних рядах, возле прохода.

Я не могу рассмотреть глаза Гейдена Ауруса. Городской судья сидит слишком далеко. Вижу только, что его голова склонена, а пальцы стискивают спинку скамейки в следующем ряду.

Кажется, я отрезала бы себе руку, лишь бы узнать, что он чувствует.

И все же когда Гейден поднимает голову, и, кажется, вот-вот посмотрит на меня, я отворачиваюсь и ищу взглядом Реналя.

Вот только на этот раз я не вижу его в зале.

Потому, что он знает то, что я знаю.

– Госпожа Марианна? Почему вы молчите? Вы не согласны с прекращением дела о мошенничестве и подделке метки истинности?

Голос королевского судьи нельзя назвать теплым, вот только он и вполовину не такой ледяной, каким был когда-то голос Гейдена Ауруса. И этого судью я не боюсь.

Поэтому смело поднимаюсь со скамьи подсудимых и отвечаю, глядя ему в глаза:

– Нет. Я не согласна.

Глава 60

– Уважаемый суд, я действительно не подделывала метку истинности. Но это не значит, что мошенничества не было. Если позволите, я расскажу, как все было.

Судья смотрит на меня. Потом переводит взгляд на следователя, и тот пожимает плечами:

– Понятия не имею, о чем идет речь. Но учитывая все беспокойство, что мы причинили госпоже Марианне необоснованным подозрением, я не вижу ничего плохого в том, что она выскажется.

– Прошу вас, госпожа, – кивает судья. – Мы слушаем. Если кому-то ваш рассказ покажется длинным, это лицо вольно в любое время покинуть зал.

Я складываю руки