Нарисую себе сына - Елена Саринова

не собрала), внутреннее убранство дома внушало покой и уверенность… А может, все дело в земле? Или в самом хозяине Ящерки?..

— Монна Зоя, девушки, ребенок еще спит?.. Ну да я всего лишь на пару слов, — после тихого стука, возвратился в нашу комнату тот самый «хозяин».

Дон Нолдо[32]. Высокий мужчина с совершенно седыми усами, короткой бородкой и «каймой» на голове, обрамляющей сзади и по бокам высокую блестящую лысину. И в этой благородной «оправе», как говорил мой учитель, «эллинский породистый нос». Кончик его, правда, подкачал, чисто по-чидалийски хищно изогнувшись к губам. Да еще, пожалуй, глаза немного навыкат. А так… В общем, мы с Марит сделали заранее благоговейные лица. Дон Нолдо тоже замер, в аккурат напротив них (лиц) и оперся на свою высокую резную трость.

— А-а-а…

— Вы позволите, я сяду? На стул?

— Конечно, — кивнула я. Марит захлопнула рот. Тоже мне, «красноречивая». А меня еще учит.

— Что сказал многомудрый сэр Клементе?

— У меня — все хорошо. Малыш тоже в порядке. И… спасибо вам за…

— Так уж и «хорошо», монна Зоя?

— Ну, скоро будет. Очень… скоро.

— Вот это — другой разговор. И знаете, что я хочу вам всем сказать? — скосился он в сторону балконной двери. — Ребенок, родившийся на моей земле, так же, как и его мать, ее сопровождающие и… животные, по закону должны здесь на какое-то время остаться.

— По какому закону? — настороженно уточнила я.

Дон Нолдо придал лицу благородную суровость:

— По самому древнему. Закону гостеприимства.

— А-а, — интересно, в лексиконе моей подруги какие-нибудь слова сохранились?

— Мы сильно боимся им злоупотребить.

— Так не бойтесь. И, если вам будет удобнее, считайте данный факт услугой мне лично. Кстати, можете написать письма своим родным и сообщить местонахождение. Мой человек их доставит. Вам есть, кому написать?

— Нет! — а вот теперь мы с Марит выдали очень дружно. Мужчина же удивленно приподнял брови:

— Как скажете… Монна Марит, я вас с юношей приглашаю разделить со мною завтрак. А монна Зоя, думаю, сегодня ограничится пространством постели. Я прав?

— Да, вы правы.

— Ой, спасибо, дон Нолдо. А можно, и мы с ней? Ну, заодно поухаживаем, если что? — вдруг ложку мимо рта понесу?

Дон Нолдо, уже поднимаясь, одарил нас еще одним пристальным взглядом:

— Конечно. А собаку вашу замечательную можете выгулять на лужайке за домом. Рядом, на кухне ее и накормят. Или она тоже в ухаживании участвует?.. Ладно, отдыхайте… Монна Зоя, я к вам попозже зайду, — и, так же тихо, как и вошел, удалился. Только тростью своей нечаянно дверь задел…

— Нет, ну это надо же? — облегченно выдохнула, наконец, Марит. — Я вся, прямо… онемела от его взгляда.

— Я заметила. И с чего бы? Ты ведь у нас — девушка городская? Там-то таких «донов» — по улицам дюжинами гуляют.

— Ага. Там-то, да. Но, вот этот, — и состроила многозначительную гримасу. — Я кое-что о нем слышала. Еще когда в Розе Бэй служила.

— Ну и? — даже приподнялась я с подушек.

— Ну и… странный он. Раньше, по молодости был, ух какой многодельный. И даже в Парламенте нашем сидел. Или в Королевском суде?.. Не помню. А потом, вдруг, резко от всего отстранился: купил эту землю и построил на ней Ящерку. Ему и деревня рядом принадлежит и лес и…

— Прямо с людьми?

— Не-ет. Ты чего? В Чидалии рабство…

— И это ты мне сейчас говоришь? После Розе Бэй? — уточнила я.

— Ой, Зоя, — отмахнулась подружка. — Эта деревня, тоже, кстати, «Ящеркой» называется. И там лишь земля — его, дона Нолдо. А селяне — его арендаторы. Пчел разводят и виноград. Да много еще чего.

— И в чем же тут «странность»?

— Да не знаю. Просто странный и все.

— А про семью его ты не слышала?

— Про семью?.. Нет. Вроде, есть кто-то: толи сын, толи дочь.

— Ну да. Здесь вариантов немного… Ой, Спо, кажется, проснулся.

— Так я Симону сейчас позову, — шустро подорвалась Марит. — А что?.. Или сама в этот раз управишься?

— Я… попробую. Мать я или кто?

— Ага. Только с руками не под младенцев заточенными.

— Марит?

— Зоя… Я сама его пока боюсь. Он такой маленький. Вдруг, пережму ему ручку или ножку?

— Ладно, зови, — и вот какая я после этого «мать»?..

А вот у большеглазой и не по годам серьезной Симоны руки были видно, совсем без костей. Или, с очень мелкими и от этого гибкими. Потому что со Спо она управилась, как булочник с тестом. И мой мальчик даже сообразить не успел, как уткнулся губами в гостеприимную материнскую грудь.

— Как у вас с молоком?

— Угу. Хорошо, — скосилась я на собственные внушительные «бидоны».

— Отлично. Если что, я вам орехов со сладкими сливками принесу… Через полчаса загляну, — и, подхватив мокрые покрывала, унеслась за высокую дверь.

— К вам теперь можно? — две физиономии: собачья и мальчишеская, на одной высоте высунулись из противоположной балконной.

— Мо-жно, — с замиранием, выдохнула я в их сторону. Нет, это просто чудо какое-то. После таких мучений и девяти месяцев ожидания вот так «раздвоиться». — Мой Спо… Мой малыш. И какой же ты… славный.

— Ага, — вытянула к нам шейку Марит. — Но, какой же ты ма-ленький.

— Так попробуй-ка, большого роди? — видно и Дахи тоже вчера впечатлился.

И один лишь Малай молча и очень пристально следил за нами, сидя сбоку у кроватного изголовья.

— А я, знаете, о чем сейчас подумала?.. Я раньше считала себя сиротой. А теперь просто права на это не имею.

— И кто у тебя его отобрал?

— Да никто. Я сама. Ну, какая я сирота? А вы? А мессир Беппе и монна Розет? А мой брат и Люса? Просто, семьи у всех разные. У меня — вот такая семья.

— Монна Зоя, а как же наш капитан? Он вам теперь кто?

— Он?.. Любимый мужчина и… отец моего ребенка, — и в какую бы даль не закинула меня моя шальная судьба, этого факта теперь ничто не изменит…

Вечер, тихий, безветренный, целиком заполнил собою комнату и раскрасил горы густыми прощальными полосами: махрово зеленой, сиреневой, фиолетовой. Само же небо сейчас сияло над неровными пологими кручами ярко-оранжевым апельсином уже невидимого уходящего солнца. Это, если смотреть с балкона налево. А если опустить глаза вниз… Сплошной туманный океан, накрывший, уже отходящее ко сну, огромное пространство предгорья. И где там теперь белые дома деревень, поля и широкая прямая дорога, ведущая на север в Диганте, к торжественно-постному Виладжо и дальше, дальше, до лазурного Моря радуг? Где оно всё?

— Прямо, как «чистый холст». Даже, без подмалевка.