Между решениями (ЛП) - Джинджелл Вэнди

Похоже, чай действительно является его ахиллесовой пятой.

— Не выспался прошлой ночью? — спросила я его, наливая остатки холодного чая в маленький чайник для заварки и доливая в его чашку. Это была чепуха: фейри нужно гораздо меньше сна, чем людям. Но даже если бы я и хотела ворошить воспоминания в своей голове и вытаскивать на свет то, что, по-видимому, было похоронено там слишком долго, я также очень этого не хотела — такое положение вещей делало меня шутливой, склонной шутить о вещах, о которых шутить не следовало, и вообще раздражающим человеком, с которым приятно находиться рядом.

— Ничего подобного, Пэт. У меня просто был краткий миг дружеских чувств к моему господину. Возможно, ты тянешь время?

Я пристально посмотрела на него, скрестив ноги под собой.

— Это действительно отстой, что ты так вежливо говоришь правду.

— Я мог бы отплатить тебе тем же и сообщить, что крайне невежливо с твоей стороны так часто говорить правду в грубой форме, но, поскольку я склонен думать, что ты снова тянешь время, возможно, нам следует начать. На этот раз я не буду с тобой мягок.

— Да, — сказала я, у меня пересохло в горле. Я отхлебнула кофе, но это не сильно помогло. — Это то, к чему мы стремимся, не?

— Действительно, — сказал Атилас, ставя свою чашку на стол, несмотря на то что пар поднимался к потолку. Я проследила за этим паром глазами и увидела, как он обвивается вокруг растущей там зелени.

Блин. Как долго папоротники росли на потолке нашего дома? Только сегодня утром, если судить по скорости, с которой они росли, иначе мы бы подавились ими за завтраком.

— С чего нам следует начать? — спросил Атилас, и его голос был таким же лёгким и многогранным, как пар от его чайной чашки. — Твои воспоминания о том, как ты была — как это назвали твои юные друзья-люди? О том, как ты была за границей? — мы уже восстановили. Должны ли мы попытаться выяснить, что происходит вокруг, или нам следует попытаться найти что-то ещё?

— Кажется, есть несколько конкретных вещей, которые я не помню, — сказала я. Например, ночь, когда погибли мои родители. — Но окружающие события становятся действительно ясными каждый раз, когда я вспоминаю что-то конкретное. Как будто все мелочи, которые не имели смысла, — всё то, что я просто заставляла быть нормальным, а не странным, — было легче спрятать под другими мыслями, потому что всё важное, с чем это было связано, исчезло.

— Ты хочешь сказать, что не знаешь того, чего не знаешь? Это… не особенно полезно, но я полагаю, мы можем попытаться провести допрос примерно так же, как это делал отец Зеро — игнорируя твои собственные вопросы, мы, возможно, получим некоторое представление.

— Что, думаешь, это поможет, если ты спросишь меня о том, о чем хочешь знать? — я оторвала взгляд от папоротников на потолке и подозрительно посмотрела на него. Не так давно у меня было несколько коротких часов, когда я подозревала его в чём-то настолько тёмном и уродливом, что мне не хотелось думать об этом снова — в сговоре с отцом Зеро и в причастности к убийствам, которые Зеро так долго пытался раскрыть, — и пока я не подозревая об этом сейчас, я знала, что всё ещё было очень мудро подозревать его в скрытых мотивах для… ну, всего остального.

— Да, — спокойно ответил он.

Я ещё некоторое время смотрела на него, прежде чем спросить:

— Так о чём же ты хотел меня спросить? Должно быть, есть что-то, что ты действительно хочешь знать, если собираешься задавать вопросы.

— Если бы я только что не предупредил тебя о том, что ты не должна слишком доверять Запредельным, я бы, возможно, жалобно спросил, почему ты считаешь, что у меня есть скрытые мотивы, — вздохнул Атилас. — Увы! Я должен помнить, что со своими предупреждениями следует быть менее откровенным.

— Чушь собачья, — сказала я. — Тебе нравится делать предупреждения просто ради удовольствия наблюдать, как люди понимают их неправильно и делают именно то, чего ты от них хотел с самого начала.

— Боже милостивый! — сказал Атилас, потягивая чай. — Похоже, ты всё-таки слушала. Как это неудобно.

— Я всегда слушаю, — сказала я, и одна моя нога слегка подпрыгивала от волнения. Казалось, что кресло позади него слегка покачивается, и это движение вызывало ощущение укачивания, которое возникает при взгляде на конструкцию «колеса в колесах», где колеса вращаются в противоположных направлениях. — Я просто не всегда делаю то, что мне говорят, это другое дело. Мы начнём или как?

— Мы уже начали.

— Так почему дом находится на полпути в Между? — спросила я его.

— О, я полагаю, мы уже больше, чем на полпути в Между! Вероятно, вскоре мы сможем ходить, куда захотим в За.

Я быстро оглядела комнату, а затем снова посмотрела на него.

— Может быть, однажды нам стоит попробовать это.

— Если у тебя есть желание умереть, Пэт, то у меня его нет. Здесь, в За, слишком много людей, которые в этот момент были бы очень рады застать меня в одиночестве.

— Я бы была с тобой, — заметила я, но мне не нужны были морщинки вокруг его серых глаз или едва заметное веселье, светившееся в них, чтобы понять, насколько это было нелепо.

Погодьте-ка. Если он не слишком стремился отстать, то почему дом с каждой минутой становился всё теснее? Я мотнула подбородком в сторону самого туманного места в гостиной и спросила его:

— Ты это сделал?

— Я этого не делал. Интересно, осознаёшь ли ты, как сильно влияешь на дом?

— Хочешь сказать, что это сделала я?

— Давай разделим разницу и придем к выводу, что дом сам проделал большую часть работы под твоим непосредственным руководством?

— Если хочешь, — сказала я, пожимая плечами. Не то чтобы я понимала, что к чему; я даже не осознавала, что вообще что-то делала.

— Даже если и так, — сказал Атилас, как будто прекрасно понял мою мысль. Пока он говорил, гостиная немного просела и стала казаться как бы губчатой под диванами. — Возможно, было бы полезно, если бы ты попыталась разобраться, как именно ты это делаешь.

— Во всем виноват питомец, — проворчала я, но мы были здесь для того, чтобы разобраться, откуда я знаю, что делаю, и как я делаю то, что делаю, так что я всё равно попыталась. Я тихо сидела на диване с ощущением не совсем реальности вокруг меня — как будто стул стоял не совсем на том месте, или я была не совсем в том месте реальности, чтобы иметь возможность должным образом взаимодействовать с ним, — и исследовала ощущение искажённой реальности и то, как это было связано со мной.

Что-то промелькнуло в глубине моего сознания: Атилас и что-то, очень похожее на червяка, зарывшееся глубоко в мой разум. Я проигнорировала их обоих и вместо этого сосредоточилась на доме, пытаясь ощутить ту часть себя, которая обычно могла ощущать Между, — пытаясь использовать это чувство, чтобы точно понять, как я связана с домом.

— Что-то не так, — сказала я, оглядываясь по сторонам. Комната должна была быть закрытой, как обычная комната, но вместо этого вокруг меня были какие-то неясные пятна: движущаяся тёмно-серая тень под лестницей; мерцающая, манящая паутина лунного света у входа в кухню; ощущение, что, если я заберусь на стропила, я могла бы продолжать пробираться сквозь зелень в какой-нибудь густой, вызывающий клаустрофобию лес. — Всё не так, как обычно.

— Я очень сомневаюсь, что ты в курсе, — сказал Атилас. — Ты даже не знаешь, почему ты связана с этим домом.

— Кажись, это то же самое, что связывает Моргану и Ральфа с их домами, — парировала я, с лёгкой дрожью отводя взгляд от листьев над головой. Червь Атиласа сжевал это и принялся за новое, подтачивая корни моего сознания. — Убийца убил и их родителей, так что нет причин думать, что для меня всё будет по-другому.

— Ты, — сказал Атилас, — очень отличаешься от двух других.

— Да, — сказал я, и мой голос растворился в мягких тенях комнаты и шепоте зелени над головой. — Мои родители умерли ради меня.

В голосе Атиласа слышалось удивление.

— Ты очень доверяешь словам ночного кошмара.