Эпоха героев - Нира Страусс

— Он не придёт. Не доверится.

Я бы не доверилась.

Было невозможно, чтобы к этому моменту Бран не узнал о блокаде Анисы и убийстве герцогов Хайфейда. Надо быть полным идиотом, чтобы пересечь пустыню и заявиться на вражескую территорию — с оружием или без.

Волунд взмахнул рукой с изяществом.

— Но все узнают, что я его пригласил.

Ах…

Всё вдруг стало на свои места.

— Тебе просто нужно, чтобы имя разнеслось по всей Гибернии. И чтобы все знали, что ты заявляешь права на Вармаэт.

— Он уже мой, Инициаторша. Всегда был. Не забывай, мы всего лишь возвращаем всё на свои места.

Этот человек был хуже гремучей змеи: гремел с одного конца, а жалил с другого.

— Конечно. С твоего позволения, нас ждут.

Я не стала дожидаться ответа. Схватила Гвен за руку и стремительно увела её прочь. Я буквально чувствовала, как взгляды двух фэй вонзаются мне в спину, как раскалённые стрелы.

— Надо отдать должное, мыслит он уже как настоящий политик, — пробормотала Гвен.

В атриуме, пока Фионн обматывал мои костяшки плотными лентами шерсти, мы с Гвен шёпотом рассказали ему, Маддоксу и Веледе о словах Волунда. Возможно, это и не было секретом, и фэй хотел, чтобы мы сами распространили его весть, но мы предпочли проявить сдержанность.

Маддокс онемел, услышав имя Брана. Это была по-прежнему незажившая рана — и что-то подсказывало мне, что она останется открытой на всю жизнь. Я не могла вообразить ни одного сценария, при котором дракон и принц, когда-то бывшие братьями, смогли бы сгладить углы и закрыть ту главу мирно.

Веледа нахмурилась:

— Согласна с Лан, принц не придёт. Но вот идеи Волунда…

Я раздражённо вздохнула:

— Они балансируют между безумием и гениальностью. А ведь именно такие лидеры потом уводят за собой толпы.

Почему бы мне просто не окутать его тьмой и не вытянуть его ойв, как я сделала с теми слуа?

Ах да. Потому что это было бы неудобно. Потому что нельзя просто так убивать людей. Потому что у него столько сторонников, что его смерть только укрепила бы его правоту в их глазах.

Но больше всего — потому что он был отцом Сэйдж.

Тьма буркнула что-то нечленораздельное, недовольная. Её не волновали условности — ей хотелось крови и игры. Кровавой игры, разумеется.

Когда Фионн ударил посохом о землю, все разошлись к краям атриума. О́берон и компания снова были здесь; то ли они надеялись на реванш после второй пробы, то ли просто не знали, что такое стыд. Я подмигнула Мидоу, которая смотрела на меня из-под своих зелёных кудрей так, словно я была её злейшим врагом.

Дети Волунда перестали скрывать своё любопытство. Я заметила Цефира и Сивада на одном из балконов особняка.

— Это твоё последнее испытание, — произнёс Фионн. — Если пройдёшь его, ты докажешь свою доблесть и способности, как и любой другой из Фианна. Завоюешь наши три девиза.

Я улыбнулась:

— И у тебя больше не останется отговорок, чтобы не учить меня пользоваться Орной.

Упомянутая пробормотала что-то себе под нос — рядом с Гвен, Сэйдж и Веледой. По тому, как густо покраснели щёки шатенки, я заподозрила либо особенно колкий оскорбительный комментарий, либо неприличную, но весьма остроумную выходку. Сэйдж всё ещё чувствовала себя неуютно рядом с Орной и старалась держаться на расстоянии, но по крайней мере уже не шарахалась от неё откровенно.

Фионн проворчал:

— Да, у меня не останется выбора. В этом третьем испытании тебе предстоит вступить в бой — врукопашную — с противником по собственному выбору. — Он слегка повернулся в сторону О́берона, Мидоу и Персиммон. — Разрешено всё, кроме убийства и нанесения тяжёлых травм. Победит тот, кто заставит соперника сдаться добровольно или удержит его обездвиженным в течение десяти секунд. Ограничений по времени нет, но, пожалуйста, не затягивайте. К тому времени, как Го́лл закончил свой бой, у меня уже начали седеть волосы.

Имя Го́лла всплыло в моей памяти. Я знала, кто это. Я касалась дерева, где покоилась его израненная душа — и боль сбила меня с ног. Я всё ещё ощущала её.

Я коснулась груди. Был ли Го́лл одним из тех Фианна, которых сожрали слуа в тот день — а затем которых поглотила я? Я спасла столько ойв, сколько могла, но…

Я вспомнила, что чувствовала, когда прикоснулась к Кранн Бетад — это всасывание. Оно было очень похоже. А может, похоже потому, что по сути они были одним и тем же. Перенос душ и жизней. Я подумала обо всех тенях, что преследовали меня на протяжении всей жизни, что скользили под ногами. Души. Души, что были со мной каждый день и смотрели на меня из зеркал.

Души. Тьма. Богиня смерти. Кранн Бетад.

«Выполни своё предназначение».

Кто-то откашлялся.

Фионн всё это время что-то говорил, но я не слушала.

— Прости, ты что-то сказал?

Он посмотрел на меня пронзительно:

— Выбирай.

Я обвела взглядом возможных соперников. Ни О́берон, ни его друзья явно не горели желанием сражаться со мной — особенно теперь, когда знали, на что способна моя магия. Они были свидетелями её проявлений — пусть и мельком, но достаточно, чтобы насторожиться.

Но я была не глупа. Все они были опытными бойцами. И, как я подозревала, именно О́берон скрывал больше всего — трюков, силы, тайн — несмотря на ограничивающие чары. Я задержала на нём взгляд. Он усмехнулся по-волчьи. Мне бы хотелось сразиться с ним. Увидеть, на что он способен. Убедиться, заставит ли бой его избавиться от оков и показать, кто он есть на самом деле.

Но…

Я указала в другую сторону:

— Его.

Маддокс застыл, как изваяние. Даже его крылья не шелохнулись.

Да, да! — завизжала тьма. Он!

Фионн и все остальные проследили за направлением моего пальца — и у всех перехватило дыхание. О́берон хмыкнул, и я заметила явственное облегчение на лицах Мидоу и Персиммон.

Повисло молчание.

— Ты сказал, что я выбираю соперника. Не уточнил, что это должен быть кто-то из твоих забияк-плотников, — напомнила я. Обман с первого дня больше не повторится. Я научилась читать между его строк. — Я выбираю Маддокса.

Бессмертный вздохнул, будто на его плечи обрушился груз всей Гибернии.

— Ну что ж. Если ты действительно хочешь этого…

— Хочу.

Мы с драконом сцепились взглядами.

Если бы мне и довелось по-настоящему сразиться с кем-то, то только с ним. Я хотела этого с того самого дня, как он предложил украсть что-то