По извиистым волнам - Вал И. Лейн

Он кивнул, его дыхание выровнялось.

— Прошло много времени. Но, думаю, это место наложило свой отпечаток. — По тому, как он смотрел на свои руки, когда говорил, с некоторым подобием отвращения, у меня возникло подозрение, что это могло его тяготить.

— Это из-за того, что случилось с людьми Тейна?

— Это из-за меня. Это место пробудило во мне худшее. Скорее, оно вернуло его. Потому что оно никогда не уходило. Как бы мне ни хотелось думать, что это так. Здесь я снова вор и убийца. Я тот пират, которого пытался забыть, — пробормотал он. — Приспешник Тейна — не единственный человек, которого я здесь убил. — Взгляд его глаз прожигал меня, а затем он медленными движениями запустил руку в складки своей свободной рубашки и вытащил четки. — Я убил человека, сражаясь с ним, менее чем через два часа после нашего кораблекрушения. Защищаясь. Он напал на меня и убил бы, если бы я этого не сделал. Они принадлежали ему, и с тех пор я ношу их с собой. Не знаю почему.

Я внимательно изучила деревянные четки, обратив внимание на коричневато-медные разводы на них и маленький деревянный крестик на конце. Кровь. От человека, которого Майло убил. Мне не нравилось думать о том, что он убивал. Я выбросила из головы воспоминание о том, как он оставил людей Тейна истекать кровью на земле. Потому что я знала, что он сделал это ради меня, и моя радость от того, что я снова его вижу, пересилила все остальные чувства. И, честно говоря, в то время это казалось нереальным.

Но теперь что-то в этом было по-другому. Когда я сидела здесь с ним и смотрела на эту окровавленную безделушку, я осознала, что те же самые нежные руки, которые касались меня с любовью и удовольствием, были руками, которые забирали жизни, и всегда были такими, задолго до появления этого острова.

Это были не первые два человека, которых он убил. Хотя прошло уже три столетия, он убивал других и раньше. И я это знала. И хотя какая-то часть меня чувствовала отвращение к этому, я также знала, что у него не было особого выбора в жизни. И я знала, что должна решить раз и навсегда, изменит ли это мое отношение к нему.

Но этого не произошло.

— Думаю, я знаю почему, — прошептала я. — Потому что ты не можешь простить себя. И ты все это держал в себе. Но ты должен отпустить, иначе это будет давить на твою душу, пока не погубит.

Он пошевелился и моргнул, словно принимая мои слова близко к сердцу. Что-то во мне перевернулось. Возможно, мои слова были обращены не только к нему, но и ко мне тоже. Проклятия Корделии преследовали меня достаточно долго. Пришло время и мне освободиться от этого мрачного бремени.

— Корделия сказала мне, что у сирен нет души, — добавила я. — По крайней мере, у тебя есть душа, которую нужно спасти.

— Этого не может быть, — сказал Майло, и в его голосе послышалось напряжение.

— Я не знаю, так это или нет, — сказала я, беря его за руку. — Но знаю, что глупо притворяться, что в нашем прошлом — или настоящем — не было вещей, о которых мы сожалеем. Но мы должны либо решить, поддадимся ли мы этому, либо будем бороться с этим. И пока мы боремся, мы никогда по-настоящему не потеряемся.

— Оставайся верным северу. — Его губы едва приоткрылись, когда он пробормотал эти слова, на его лице появилось глубокое выражение, будто он вспоминал их откуда-то.

— Что это значит?

— Это то, что однажды сказал мне мой старый друг. И это означает именно то, что ты только что сказала, — он улыбнулся, и от его улыбки по мне разлилось тепло, похожее на мягкое красное сияние летнего заката.

— Тогда давай простим и будем бороться.

Я подошла с ним к поручням по правому борту. Это было недалеко, учитывая небольшие размеры корабля, но этого было достаточно, чтобы еще раз быстро обменяться словами, прежде чем Майло протянул окровавленные четки за борт корабля.

— Если и есть что-то, о чем мне здесь напомнили, так это то, что в глубине души мы все рабы тьмы внутри нас, — сурово сказал Майло, наблюдая, как кулон с крестом болтается над бурлящей черной бездной внизу. На несколько секунд он склонил голову в молчаливом раздумье, а затем разжал руку. Четки соскользнули с его пальцев и упали вниз. Даже в темноте шхуна шла так низко над водой, что можно было разглядеть медленно опускающиеся бусинки, а вокруг них в морской воде расцветали кровавые пятна.

Я повернулась к нему и поцеловала в губы, надеясь, что он действительно начал избавляться от чувства вины, и надеясь, что смогу сделать то же самое, чтобы не быть лицемеркой.

— А теперь иди поспи немного, — прошептала я ему на ухо, прежде чем отстраниться.

Второй и третий день мы провели как в тумане, просто плыли вперед и внимательно следили за нашей компанией, идущей позади. Я заступала на вахту рано утром, поэтому часто проводила долгие минуты, стоя на носу и глядя, как морской бриз заключает меня в свои прохладные объятия, а соленый утренний туман оседает бисеринками на ресницах.

На третий день я посмотрела вниз, на воду, ее сапфирово-голубую гладь, сверкающую на солнце, как драгоценные камни. Я старалась не думать о том, что может лежать далеко внизу. Моя душа сирены спала долгое время, и я ничего не слышала о ней с тех пор, как приняла русалочий облик в лагуне. Но я почти желала, чтобы она была сейчас здесь. Я хотела, чтобы был какой-нибудь способ воззвать к ней. Мне нужны были ее смелость, бесстрашие и тоска по морю. Потому что я знала, что рано или поздно, как только мы найдем местонахождение трезубца, останется только один способ заполучить его. И для этого потребовалось бы темное, бездонное погружение в тонущие глубины Дьявольского треугольника.

34. Не все сокровища — серебро и золото

Майло

Каждое утро в течение следующих трех дней я наблюдал, как Катрина стоит на носу корабля. Я знал, что она подумывает о том, чтобы нырнуть за трезубцем. Она была нашей единственной надеждой заполучить его, но я не хотел, чтобы она несла этот