Алисия Дэй - Предательство Атлантиды

Он плакал вместе с нею, когда Фионе удалось помочь людям, которым причинили вред вампиры.

Ее душа оказалась столь же прекрасной, как и сама девушка, и содержала в себе то же самое противоречие: опрятная, аккуратная, и организованная в чем-то одном, и дикая, легкая на подъем и свободная в другом. Фиона была женщиной, составленной из столь многих различных и контрастирующих цветов, что у атлантийца перехватило дыхание. Пока Кристоф наслаждался пламенем ее упрямого и храброго сердца, его пронзила мысль: он беспомощно, безвозвратно влюблен в Фиону. Та сжимала плечи возлюбленного, чувствуя, как падает с невероятно высокого обрыва в ужасную бездну. Почему-то, несмотря на то, что она не понимала как, почему и происходит ли это на самом деле, Фиона осознала, что летит прямо в воспоминания атлантийца. Темнота окружила ее, и страх и боль поглотили ее, доводя до крика. Она была такой маленькой, нет, не она, а Кристоф. В воспоминаниях он свернулся в углу грубо сколоченного деревянного сундука. Его тело было избито и изувечено. Темнота воняла мочой и страхом, и Фионе захотелось убить женщину, которая сделала это с ним. Даже понимание того, что эта жестокая баба уже давно умерла, что горожане, предавшие его родителей фэйри, уже истлели в могилах, не уменьшило ее потребности в мести.

Им следовало почувствовать те же боль и страдания, которые доставили мальчику. Они заслужили… тут она снова упала, в тепло. Вот только к безопасности добавилось непонимание. Его бабушка и дедушка любили Кристофа, но он закрылся от них, в страхе и ярости.

Почему никто не спас его? Почему они не помогли его родителям? Почему лгали ему? Своим юным разумом он не мог осознать и спросить, поэтому принял единственный возможный для себя выход: перестал доверять всем, безо всяких исключений.

Она упала снова. Воинские тренировки. Наконец, атлантиец поверил, что поступает правильно. Он отомстит за родителей. И тут он узнал, что его священная обязанность — защищать то самое человечество, которое виновно в убийстве его семьи. Он исполнял свой долг год за годом, в то время как его заживо съедали гнев, боль и безысходность.

Девушка падала снова и снова. Он такой сильный волшебник. И вот уже Аларик приказывает Кристофу принять жречество, чтобы потом обучиться контролировать и направлять свои способности. Ее возлюбленный отказался наотрез. И вновь почувствовал себя посторонним. Как будто был недостаточно хорош.

Опять падение, на этот раз в бассейн золотой теплоты, напоминающее купание в надежде и уверенности. Это подарило ему ощущение принадлежности. Кристоф чувствовал себя, как дома после стольких столетий скитаний. Фиона изучала свет, источник этой замечательной, очищающей душу надежды.

И увидела свое собственное улыбающееся лицо.

Глава 33

Кристоф обнял Фиону так крепко, как мог, не причиняя вреда, и укачивал ее, пока она плакала.

— Как ты это выдержал? Ты столько времени провел в одиночестве. Как ты мог вытерпеть? — немного успокоившись, спросила она сквозь слезы. Он поразмыслил над вопросом, но тут понял, что не знает, как на него ответить:

— Другого я не знал.

— Что со мной произошло? Как я увидела твои воспоминания? — Она вытерла мокрое лицо подушкой, а затем села и задышала полной грудью.

— Ты видела мою душу. Это древний атлантийский… ритуал? Переживание? Я даже не знаю, как это описать. Может, благословение. Мы называем это смешением душ. И ты — мы — проникли в души друг друга.

— Но как такое вообще возможно? И ты видел мое детство? Пережил мою боль? Я не знаю, что сказать. — Девушка задрожала.

— Все так, ми амара, и твоя душа прекрасней божественных фантазий. Ты — храбрость и совершенство, превращенные в свет и созданные специально для меня. И к твоему сведению ты принадлежишь мне. — Он крепко обнял ее, желая провести вечность вот так, и чтобы ни вампиры, ни фэйри, ни задания не встали между ними.

— Что ты имеешь в виду? — тихо спросила Фиона, прижимаясь к груди воина.

Он ослабил объятия, но не отпустил ее.

— Нас связывает какое-то волшебство? И что это значит? Можно ли разорвать эти узы?

Кристоф боролся со страхом, впившимся в него острыми металлическими зубами. Вот, наконец, атлантиец нашел свою возлюбленную, а девушке не терпелось найти способ избавиться от него. Кристоф хотел завопить от ярости и боли из-за такой несправедливости, но знал, что напугает ее. И вдруг осознал, что заботится о чувствах Фионы больше, чем о своих собственных. Кристоф чуть не рассмеялся.

Любовь — игра глупцов.

— Да, эту связь можно разорвать. Или по крайней мере, не обращать на нее внимания. В Атлантиде самое главное — свобода воли. Смешение душ — редкое явление, дающее бесценный подарок, но и от него можно отказаться.

Он тяжело вздохнул и сказал самые трудные слова, которые он когда-либо произносил.

— Прикажи мне уйти, и я уйду.

Она дотронулась до его щеки и пристально посмотрела на него голубыми глазами, в которых плавали какие-то непонятные эмоции.

— Кристоф.

— Не надо. Не пытайся придумать какой-то способ расстаться со мной по-доброму. Просто прикажи мне убираться, и я избавлю тебя от своего присутствия, — перебил он, выбираясь из кровати. Он остановился, понимая, что просит слишком многого. — Нет. Ты можешь не говорить ни слова. Я сейчас же ухожу.

Он потянулся к ножнам с кинжалами и столкнул вазу цветов. Вместо того, чтобы поставить ее на место, Кристоф швырнул вазу в стену и взвыл от мук, закипающих в его груди, пока атлантийцу не показалось, что страдания сожгут его ясным пламенем.

— Кристоф. Кристоф, послушай меня. — Фиона стала на колени возле него, хотя последний понятия не имел, как она там оказалась. Она снова взяла его за плечи и потрясла. — Кристоф! Не заставляй меня снова шлепать тебя по заднице.

Слезы бежали по ее лицу, оставляя серебристые следы, не портящие ее невероятную красоту, но просто изменяющие ее, преобразовывая во что-то сладостно-горькое.

— Я не хочу, чтобы ты уходил. Я люблю тебя.

Он поднял голову и уставился на нее. Ему показалось, что она сказала…

— Что?

— Ты не можешь уйти. Не оставляй меня. Мы сможем во всем разобраться. Я люблю тебя, ты, безумный атлантиец, — предложила Фиона, смеясь и плача. — Я не знаю, почему ты хочешь завести отношения с воровкой, но и ты, Кристоф, принадлежишь мне, так что давай постараемся, чтобы все сработало. И больше не говори о том, что собираешься от меня уйти. Никогда.

Он не мог издать ни звука. Атлантиец поднял ее на руки, оторвал от пола, кинулся на кровать и силой мысли разоблачился. Прежде чем к нему вернулась способность думать, говорить или помолиться всем богам в знак благодарности, Кристоф снова вошел в нее.