Враг моего сердца - Елена Сергеевна Счастная

помощь княжичам этим. Хоть и могла по другому пути пойти. И за сокола этого переживаешь тоже поэтому, хоть и ненавидеть должна.

– Не переживаю я за него, – буркнула Елица. – Что ему будет?

Сновида улыбнулась понимающе.

– Ну, нет, так нет. Только не потеряй важное. Не забудь себя ради других.

Тихо подошла Веселина, мягко положила ладонь на плечо Елицы, давая понять, что пора идти: волхва совсем ослабела – даже глаза у неё начали закрываться. Она медленно встала и пошла вслед за Брашко, который посматривал на Сновиду с опаской. Те, кто ведают Богов и мудрость их, часто нагоняют на других робость и чрезмерное почтение. Как вышли они из избы, поняли, что пробыли там не так ужа мало. Дажьбожье око уже перекатилось на другую сторону небосклона, поплыло к западу. Потянулись по улице женщины, возвращаясь с сева, усталые, но и довольные тоже: дело они нынче важное совершили. Уродится щедрый лён, будет и ткани в достатке, одежды справной.

Увидали звяничанки Елицу, что выходила со двора волхвы, да так и посерели все, как одна. Стало быть, сплетни и правда недобрые о ней здесь ходят. А пуще всего похолодело под сердцем, как заметила она, что у ворот стоит, держа её кобылу под узду, Денко. И снова пронеслись перед глазами все те года, что он рядом крутился, ни денёчка о себе забыть не давал. А после нападения того на становище даже приятные мгновения, что рядом с ним переживать доводилось, подёрнулись будто бы грязным налётом.

– Здравствуй, княженка, – он улыбнулся, мягко поглаживая морду кобылы. – Вот, как услыхал, что ты приехала, так повидаться захотелось, что аж засвербило где-то в нутре.

– Я и вижу, что свербит у тебя постоянно, – одёрнул его Брашко.

Да так сердито, словно за всё время, что Ледену служит, умудрился перенять от него многое в нраве.

– А ты, сопляк, супротив меня не лезь. Я не с тобой разговариваю, – оскалился сын старейшины. – Кто ты такой без княжича своего? У меня брат младший тебя покрепче будет, хоть и моложе.

Брашко шагнул было к нему – и тут только Елица заметила, что он ничуть Денко не ниже, может, только худощавее малость. И слова насмешливые сильно отрока задели. Не научился он ещё пропускать мимо ушей колкости. Пришлось на его пути вставать, чтобы какой стычки глупой не случилось.

– Здрав будь, Денко, – заговорила Елица приветливо. – Ты так, повидаться, или что-то сказать хочешь?

– Да посмотреть хотел, не одарил ли тебя ещё княжич тот пузом. А то, говорят, он не способен на такое. А вдруг?

Кроме женщин, что шли с сева, начали собираться кругом и другие звяничане, привлечённые тихим их гомоном. Где-то пронёсся смешок. Выглянула из сеней Веселина, заслышав шум собравшихся у двора соседей. Елица окинула всех зевак взглядом, решив, что ничего на такую клевету открытую отвечать не станет. Зачем подогревать интерес к злым словам, которые произнесены были, чтобы и её уколоть, и Ледена принизить. Похоже, Денко крепко за то взялся, чтобы совсем уж местных против неё настроить. Уж зачем – кто знает.

Она подошла к своей кобыле, слыша, как яростно сопит за спиной Брашко. Хотела было забрать повод, да Денко не дал. Лошадь недовольно фыркнула, когда дёрнул он её за узду.

– Что же ты, оправдываться ничем не станешь? Все вы там, в Велеборске, девки, которых только на сено и валить, когда хочется? – прошипел Денко, приблизив лицо.

Она занесла руку, чтобы ударить. Уже представить краем разума успела, как зазвенит вдоль улицы громкий шлепок. Как охнут звяничане, осуждая её – ведь негоже, а княженке-то особливо! Как заропщут ещё громче – и останется только в стенах Лосича до самого отъезда прятаться.

Но Денко вдруг исчез с глаз – загородила его спина Брашко. Отрок схватил парня за грудки и единым движением отшвырнул прочь от лошади. Тот не упал, но сделал несколько шагов назад, едва удержав равновесие.

– Эй, да ты что? – грянул кто-то из товарищей старостова сына. – А ну-ка!

Толпа всколыхнулась, зашевелилась, пропуская кого-то. Брашко обвёл всех взглядом из-под нахмуренных бровей и снова к Денко обратился.

– Лучше и шагу больше к ней не делай. Иначе я тебя порублю мелко и в твои же кишки засуну. Мне Посвящение по осени проходить. Сам понимаешь, что я уже умею? Или показать?

Елица так и вскинула брови, недоуменно разглядывая отрока, который, вечно тихий и покладистый, вдруг показал себя совсем с иной стороны. Вот уж точно видно, что Леден самолично его учил. Понял то и Денко, больше не стал открыто яриться, хоть и побагровела его шея да вздулись венки на лбу от страшного гнева. Тот, кого он сопляком назвал, и правда мог на лопатки его уложить. Может даже, и без особого труда.

– Княжич твой меня убивать не стал. А ты, значит, дерзнёшь? – выплюнул напоследок.

– Леден с пылью дорожной тебя смешать мог так, что не нашли бы, – проговорила вдруг Елица прежде, чем осознала. – А ты только и можешь лаять, пока его рядом нет. И всё, что про меня всем наговорил, ни единого слова правды в том. Всё одна обида и злоба.

Протиснулись наконец друзья Денко к плетню, уж и кулаки приготовили – Брашко бока мять. Может, и кинулись бы, да остановились, прислушиваясь к её словам. Показался с другой стороны старейшина Благослав, муж видный и жилистый, словно светилом и ветром иссушенный до дубовой твёрдости. Встал за спиной сына, оглядывая его с укором.

– Ты прости, княженка, – заговорил громко. Тот аж вздрогнул. – Многих любовь добрее делает и мягче. А вот сыну моему только душу отравила. Но ты не виновата вовсе. Что говорят о тебе, то только твоё дело. Правда или неправда – не нам тебя судить. Хватает уже того, что в весях наших спокойно и Чаян Светоярыч людей своих на защиту нам прислал. А там увидим, чем всё окончится.

– Что бы я ни делала, – вздохнула Елица, обращаясь ко всем звяничанам, – а всё для того, чтобы защитить то, что мой отец создал. Больше мне сказать нечего.

Она запрыгнула в седло и опустила взгляд на всех собравшихся. Они молчали теперь, пристыженные и озадаченные. Залегли морщинки меж бровей тех, кто на выручку Денко поспешил, да и сам он понурился под взором родителя так, будто цыплят по неосторожности в лохани утопил.

Вместе с Брашко Елица снова вернулась в острог – и так тягостно стало на душе. Оттого, что Сновиду придётся ей оставить хворой, оттого, что, может не увидит её больше живой. И ещё потому, что