Снежное поместье для любимой жены дракона - Ардана Шатз

вы! Я просто корю себя, что так легко согласилась на это. Отдать свою кровиночку, единственное, что осталось у меня от Натана… Ох, дэйн Мортон! Когда у вас будут свои дети, вы сможете меня понять.

– Хотелось бы понять вас уже сейчас. – Джеспар уже понимал, куда клонит Марта, но хотел услышать от нее все напрямую.

– Трудно оценить такое сокровище, как моя Ева. – Елейным голосом продолжила Марта. – А наша сделка прошла в такой спешке, что я только сейчас поняла, что поторопилась согласиться на ваши условия. Нет-нет, дэйн Мортон, я вовсе не хочу забрать ее у вас. Теперь она ваша супруга. Но прошу, поймите меня. Как мне жить, когда я знаю, что отдала свою Еву за такую ничтожную сумму? Ведь она заслуживает того, чтобы ее оценили по достоинству! Кроткая, трудолюбивая, скромная девушка – это такая редкость сейчас, в наш испорченный век.

Джеспар откинулся в кресле и прищурился. Этой женщине было плевать на Эвелин. Она не пыталась узнать, что с ней. Не догадался ли Мортон о внутренней сути своей жены. Нет. Ей просто хотелось еще денег. Значит, Марта Уолш не подозревает, что в теле ее падчерицы сейчас совсем не Эвелин. Так хорошо притворяться она не смогла бы. А значит, подселение произошло уже после свадьбы. В какой момент это случилось? Когда настоящая Эвелин оказалась в пустом доме без еды и тепла? Ослабленное тело – то, что нужно для подселенца. Его легче занять, когда нет сил на борьбу.

– И насколько же сильно вы цените Эвелин? – Джеспар откровенно съязвил, но Марта Уолш то ли не поняла, то ли сделала вид, что не поняла насмешки.

– Три тысячи голдоров смогли бы исцелить мое разбитое сердце, дэйн Мортон. – Марта притворно промакнула глаза кружевным платком и всхлипнула. – Я ведь даже не могу ее навещать – так далеко вы увезли мою девочку от меня!

– Значит, за вычетом уже полученной тысячи, остается две тысячи голдоров.

У Марты недовольно дернулась бровь, а во взгляде мелькнула досада. Но она смогла с собой совладать и часто-часто закивала.

– Ожидайте. В течение пары дней я отправлю посыльного с деньгами. И надеюсь, что вы сможете справиться с вашей потерей. – Джеспар больше не мог скрывать свое презрение к этой женщине. – Не смею больше вас задерживать.

Марта чуть ли не бегом покинула кабинет. Мортону на миг показалось, что она сейчас воспарит от радости. Еще бы – за так получить сумму, на которую можно было купить добротный дом и жить до старости, ни в чем не нуждаясь. Он закатил глаза. Глупая, жадная женщина. Пусть порадуется пару дней. А он пока выяснит, почему вообще Уолш оказалась в Родрине и отчего так нуждается в деньгах, что посмела заявиться к нему с такой дерзкой просьбой.

Мортон уже собирался позвать Костнера, как его отвлек звон почтовой шкатулки. Он открыл ящичек и нахмурился. Что за шутки? Осторожно, за краешек вытащил скомканную бумажку с опаленными краями. Аккуратно разложил на столе и разгладил.

Письмо было от Эвелин. Длинное, написанное мелким, аккуратным почерком с обеих сторон листа, и очень подробное. Эвелин, вернее та, что была в теле его супруги, рассказывала, как она оказалась на месте Эви. Строки в самом конце были тщательно замазаны чернилами, но внутреннее чутье подсказывало Джеспару, что в них крылось что-то более важное, чем во всем письме. Вот только как она смогла отправить письмо? Как пробралась в его кабинет? И почему, в конце концов, письмо в таком виде?

3. Когда все не так просто...

Я смотрела, как огромный крылатый ящер опускается, а потом Джеспар касается земли. Вернее, снега. Потому что дорожки, конечно же, никто не чистил, и Мортон оказался почти по колено в сугробе. Он с удивлением осмотрелся, а, заметив меня, в считаные секунды оказался рядом, вырывая из моих рук моток веревки, что остался после подвязки томатов.

– Что ты собралась делать? – Я не переставала поражаться, как быстро меняется его настроение. Только что выглядел расслабленным и слегка удивленным, а сейчас уже кипит злостью. Разве что дым из ноздрей не валит.

– Собиралась идти в дом. – Я не поняла претензии. Мне было запрещено выходить за пределы поместья, но не за пределы дома.

Он закрыл глаза и выдохнул, будто бы с облегчением. На его лицо вернулось расслабленное, хоть и отстраненное выражение. А до меня дошло. Стою тут с веревкой в одной руке и стулом в другой. Он что, решил, что я решила свести счеты с жизнью? Да не дождется! Буду до последнего верить в чудо. И уж точно не откажусь добровольно от своего второго шанса.

– Тогда иди. – Мортон пропустил меня вперед, видимо, для того, чтобы убедиться, что я не убегу. А куда бежать-то? До забора и вдоль него? Да еще и по сугробам.

Я пыталась бодриться, но настроение было безнадежно испорчено. С одной стороны, у меня была возможность поговорить с Мортоном, попытаться достучаться до него. А с другой – я только-только начала приходить в себя и надеялась, что у меня есть время сделать передышку, прежде чем моя судьба решится.

Я вернулась тем же путем, что и выходила, через пристрой, где задержалась, чтобы убрать веревку на место. Прошла через кухню и остановилась в гостиной, ожидая, что Мортон сейчас что-то скажет. Но он просто прошел мимо меня и направился прямиком на второй этаж. Будто больше меня не замечал.

Я всегда ненавидела, когда меня показательно игнорировали. Это казалось просто пыткой. Когда ты пытаешься дозвониться, дописаться кому-то, но на звонки и письма просто не отвечают. Слова не слышат, присутствие не замечают. Но сейчас у меня едва слезы не навернулись от обиды. Даже если он считает, что я виновна, разве можно в одночасье забыть нашу связь? Он ведь сам говорил про эту истинность, которая отпечаталась на моем плече. Сам меня целовал и обещал быть со мной. А теперь все? Чувства смыло без следа? Так не бывает! А если и бывает, тогда почему я до сих пор в его присутствии теряюсь, и сердце колотится так, будто я влюблена без памяти?

Я закрыла глаза и сделала глубокий вдох. Чтобы успокоиться, вернулась на кухню и стала заваривать чай с листьями мяты. Я обязательно докажу свою невиновность! И когда он мне поверит – немедленно уеду!