Андромеда - Ханна Ким

находится в зените, когда они покидают поле и возвращаются на центральную дорогу коттеджного поселка. Слишком жарко для конца сентября – хочется снять рубашку и остаться в одной футболке, а еще лучше сесть в тени одного из деревьев в саду с бутылкой холодного пива. Куки тяжело дышит, высунув длинный язык, и не спешит забегать вперед – неспешно бредет рядом, то и дело останавливаясь, чтобы понюхать траву у дороги.

Мингю не знает, сколько они провалялись на том поле, разговаривая о вещах далеких и близких одновременно, но, судя по тому, насколько замерзла спина за это время, точно не меньше часа. И странным было то, что холод вдоль позвоночника он почувствовал, лишь когда поднялся на ноги.

Сонёль, в отличие от него, решил не мелочиться и снял рубашку еще на поле, и та теперь болтается у него на поясе. Мингю смотрит на чужие красные волосы и замечает в них желтый лепесток какого-то цветка. Коротко смеется и думает, что Сонёль действительно будет носить солнце с собой даже в пасмурную погоду. Это странно – идти бок о бок с человеком, который вроде бы и твой, но в то же время совершенно чужой. Странно говорить с ним и находить отклик, заглядывать в чужую душу и понимать, что для тебя она – нараспашку. Странно понимать, что человек был в твоей жизни, но исчез.

(Чтобы появиться снова, а затем вновь пропасть.)

– Вы вдвоем слишком яркие, – выдает Тэён, когда они заходят на кухню. – Я буду долго привыкать.

Мингю хочет ответить что-нибудь – с сарказмом таким, – но останавливается. Усмехается криво, потому что вслух сказать «привыкать не придется» не может никак. Или просто не хочет.

Тэён с Юбином сидят за обеденным столом – оба уже давно переоделись в другую одежду и раскрасили свои щеки румянцем от выпитого алкоголя. Сонёль недовольно цокает, смотря на две пустые бутылки пива на столе.

– Еще не вечер даже, а вы уже начали.

– Ну, Чонхо же сказал, что на кухне есть пиво.

– И вы восприняли его слова за призыв к действию?..

– Он спускался? – прерывает Мингю Сонёля.

Тэён с Юбином переглядываются, и второй отрицательно мотает головой. Мингю хочется выругаться, но вместо этого он сдержанно кивает и выходит с кухни, сопровождаемый чужими внимательными взглядами. Останавливается у подножия лестницы и смотрит наверх. В голове ни единой мысли – там чертов ветер завывает в поисках бреши. Но брешь почему-то не в голове находится, а в сердце, где ноет потребность подняться по этой лестнице и найти – найти и сказать, что все будет хорошо.

Такие глупые слова. Мингю никогда их не любил. «Все будет хорошо» – а мир рассыпается на части. «Все будет хорошо» – а так хочется сдаться прямо сейчас и плыть по течению мертвой рыбой. «Все будет хорошо» – а ты просто не можешь поверить в это. Пустые слова, что не находят отклика в сердце, которое опустело еще до того, как их произнесли.

Глупые и пустые слова, в которые не верилось никогда, но почему-то хочется сейчас.

Поднявшись по лестнице, Мингю смотрит сначала в одну сторону коридора, потом в другую. Не знает, в которой комнате Чонхо, поэтому идет наугад – вправо, до самого конца. И чувство такое, будто петлю на шею накинули, – как тогда, почти три недели назад, когда он стоял перед зеркалом за несколько мгновений до того, как оказаться в другом мире.

Дверь в крайнюю комнату слегка приоткрыта – лишь маленькая щель, но Мингю этого хватает, чтобы понять, что Чонхо там. Он заглядывает внутрь и видит его сидящим на кровати спиной к дверному проему. Мингю несколько секунд смотрит на чужой силуэт на фоне незашторенного окна, обреченно вздыхает и закрывает за собой дверь. Обходит кровать и садится рядом. Чонхо не поворачивает голову в его сторону, как не сделал этого еще в самом начале, – продолжает тонуть взглядом где-то за склоном холма.

Мингю чувствует себя кретином. Он никогда не умел поддерживать – особенно словами. Никогда не мог рассеять чужую печаль хотя бы на короткий миг. Никогда даже не пытался, потому что всегда думал, что не получится. Но сейчас, сидя рядом с Чонхо и смотря туда же, куда и он, ему безумно хочется попробовать. Так, блядь, хочется, но в голове лишь пустота без конца и края.

Чонхо протягивает ему свой телефон, который все это время держал в руках, и Мингю с откровенным непониманием берет его.

– Я матери позвонил. – Слышит он и опускает взгляд на черный экран смартфона. – Ты был прав. Давно было надо это сделать.

– И как?

Ответом Мингю служит легкая улыбка, в которой проскальзывает грусть.

– Хорошо. – Чонхо переводит взгляд обратно в окно. – Она с семьей переехала в Пусан около года назад. Недавно отправила младшую дочь в первый класс. Звала приехать в гости.

– А ты что?

– А я согласился. Не знаю, правда, когда получится, но…

Мингю улыбается – широко и искренне. Ему тепло настолько, что вдоль ребер огнем почти. Но вместе с этим и больно почему-то. Он бы хотел съездить в Пусан вместе с Чонхо.

– Можешь пообещать мне кое-что?

– Сначала я должен узнать, что это.

– Больше никогда, – Мингю заглядывает ему в глаза, – не думай, что ты один.

– Но я не… – Чонхо запинается. Не продолжает дальше – усмехается на выдохе, опуская взгляд.

– На кухне сидят Тэён, Юбин и Сонёль. Твои друзья. Вы через много нехорошего прошли вместе, но они все еще здесь, – продолжает он, – и они никуда не собираются уходить, как твой отец. И я… – Теперь замолкает Мингю, потому что закончить фразу не может физически.

«И я тоже», – должен сказать он. «И я тоже», – хочет сказать он, но слова эти трещат по швам. И воздуха не хватает.

– Соври, – тихо просит Чонхо.

Мингю кусает щеку изнутри, зажмуривается изо всех сил – на две секунды – и смотрит на него. Хочет, чтобы голос звучал решительно, но не выходит:

– Я не могу тебе врать.

Чонхо на взгляд его отвечает, но вроде бы и нет – смотрит сквозь, вглубь куда-то, но не Мингю, а себя самого. И там словно пусто все еще, чего быть не должно. А у Мингю – у него в этот самый момент внутри целый океан. Необъятный, как вся эта боль, соленый, как слезы непролитые. У него, черт возьми, взрывом гремит сверхновая на месте сердца, которой бы самое время черной дырой стать, в которой сгинут и боль необъятная, и слезы соленые. А еще – двадцать пять лет до.

Мингю кладет телефон на