Легенда - Карина Халле

и его кулак сжимается все сильнее, отчего у меня начинает гудеть голова.

— Сделай мне больно, пожалуйста, — у меня перехватывает дыхание.

— Хороший мальчик, — комментирует он, и я ненавижу то, как расцветает мое сердце от похвалы. — Но эта боль не доставит тебе удовольствие.

Он снова прижимается губами к моему уху.

— Если я сейчас лизну твой член, он будет на вкус, как сладость Кэт? — спрашивает он, и я тут же представляю, как он стоит на коленях.

Блять.

— Ты насиловал ее? — его голос становится тихим, таким тихим, что он дрожит от ярости. Все это из-за Кэт. Весь этот гнев и ревность из-за нее. — Ты трахался с ней, или всадник?

— Нет, — протестую я, морщась, когда он так сильно тянет меня за волосы, что у меня перед глазами вспыхивают звезды. — Я этого не делал. Она сама хотела. Она хотела меня, — во мне начинает подниматься тьма. — И я трахал ее лучше, чем ты, Крейн. Я заставил ее забыть о тебе.

При этих словах он останавливается, делает резкий вдох, и комната будто замирает вместе с ним.

Затем он берет мою голову и ударяет ею об пол.

Искры взрываются у меня перед глазами, мир кружится, и прежде чем я успеваю вскрикнуть, его большая ладонь скользит по моему лицу и закрывает рот, сдерживая сдавленный крик. Мои глаза наполняются слезами.

— Заткнись, — ворчит он, больно сжимая, а затем встает, давление на мою спину ослабевает, но я не могу ни говорить, ни думать. Я чувствую, как на меня надвигается тьма. Это сотрясение мозга? Это всадник? Нужно предупредить Крейна?

Я решаю не делать этого.

Пусть всадник даст за меня отпор.

Но это не имеет значения, потому что темнота рассеивается, когда Крейн поднимает меня на ноги, и мое зрение восстанавливается, как раз когда он толкает меня к стене, прижимая предплечье к моему горлу. Кровь стекает по моему лицу из-под волос, и с глубочайшим раскаянием я осознаю, что он поступил со мной точно так же, как я поступил с Кэт.

Я заслужил.

Я заслужил гораздо хуже.

— Ты был внутри нее, когда делал это с ней? — рычит он, кивая на рану, и эта ярость, которая вибрирует во всем его теле, откликается во мне. Он переносит гнев на меня, даже не осознавая этого. — Твой член был внутри нее, когда ты менялся и причинил ей боль?

— Ей нравится боль, — удается мне произнести, уткнувшись в его руку.

Я наблюдаю, как вспыхивают его глаза, меняя цвет с серых на черные.

— Я уже на грани, красавчик. Я разрываюсь между желанием трахнуть тебя и желанием убить, и боюсь, что если сделаю одно, то в конечном итоге сделаю другое.

— Лучше сначала убей, — говорю я, и в горле у меня перехватывает, когда я пытаюсь заговорить. — Ты бы даже не заметил разницы, трахая труп, а?

Он смеется, обнажая в улыбке идеальные белые зубы, и я ненавижу то, как тревожно бьется мое сердце.

Но в его глазах по-прежнему холодный огонь, и они смотрят на меня с такой силой, что она проникает внутрь меня.

— Справедливое замечание, — задумчиво произносит он, на мгновение опуская взгляд на мои губы. — Но мне нравится, когда ты сопротивляешься. Такой большой и сильный мужчина превращается в сосунка под моим контролем. Так ты делал это с Кэт? Вымещал на ней то, что хотел бы сделать со мной, но не мог, потому что мужественности не хватило?

— Пошел ты, — говорю я и ухитряюсь оттолкнуться от его руки, чтобы проглотить слюну и плюнуть на него.

Плевок попадает ему на щеку, но ублюдок даже не вздрагивает.

— Плевки? — спрашивает он, медленно протягивая руку и вытирая слюну своими длинными пальцами. — Что-то новенькое, — он снисходительно растирает слюну кончиками пальцев. — Не будем же попусту тратить, а?

Затем он просовывает руку мне под пояс брюк, растирая слюну на толстой головке моего возбужденного члена.

Я задыхаюсь, закатывая глаза, но его рука сжимает мне горло, и я даже не осознавал, насколько болезненно возбужден, пока он не прикоснулся ко мне.

— Я скучал по этому звуку, красавчик, — бормочет он, продолжая водить рукой по всей длине, сжимая, и слюна смешивается с капельками возбуждения. Его рука скользкая, горячая, обжигающая, а может, это мой член. Мои бедра непроизвольно прижимаются к его ладони.

Не следовало этого делать. Он усмехается и убирает руку.

— Я говорил, что накажу тебя, — напоминает он. — Просто хотел убедиться, что ты до сих пор без ума от меня.

Затем он убирает руку с моего горла, и я кашляю, хриплю, делаю несколько глотков воздуха.

Он окидывает взглядом мою шею и приподнимает брови.

— Останется синяк, — замечает он, и уголок его рта злобно приподнимается.

Пока я кашляю, он протягивает руку и развязывает черный галстук, и прежде чем я успеваю что-либо спросить, он сует его мне в рот. Я пытаюсь прижаться лбом к его лбу, но он отклоняет голову и снова прижимает меня к стене. Боль пронзает мой затылок.

Дерись с ним.

Трахни его.

Убей его.

Я чувствую, как снова надвигается тьма. Чем больше он причиняет мне боль, тем сильнее всадник хочет взять верх, как будто присматривает за мной.

— Я сказал, что мне нравится твоя борьба, — говорит он, дергая меня за волосы. — Но не люблю, когда в меня плюют, — он облизывает мои губы, и знакомое тепло заставляет его приоткрыть веки, потом он проводит руками по моей обнаженной груди, ведь рубашка уже порвана после того, как он доставал пулю.

— Ты можешь сказать мне остановиться, — продолжает он хриплым голосом. — Но вряд ли я послушаюсь.

Жестокий ублюдок.

Я оскаливаюсь на него сквозь галстук.

Но не собираюсь его останавливать.

Буду ненавидеть себя, это может привести к хаосу и ужасу в нашей жизни, но не попрошу остановиться.

Его ладони теплые, и моя кожа дрожит от его прикосновений, а член стал еще тверже, настолько, что, когда