Легенда - Карина Халле

— Ты знаешь, нет, ты видел, что со мной случилось! — восклицает он. — Мне пришлось уйти!

— А чем ты занимался? Скажи мне, Эйб. Скажи мне. Ты был со мной, и периодически заглатывал мой член.

Его ноздри раздуваются, в глазах пляшут дикие огоньки.

— Пошел на хуй.

— О-о-о, — я быстро улыбаюсь ему. — Это ты ходил на хуй.

Это только подливает масла в огонь.

Он издает рев и бросается на меня, оскалив зубы и раскрыв руки, но я в последний момент уворачиваюсь от него, подскакиваю сзади и, схватив поводья, резко дергаю их, так что они чуть не рвутся. Его руки взлетают к горлу, и я быстро дергаю на себя, так что он падает на спину, а комната сотрясается.

У меня нет времени беспокоиться, услышал ли кто-нибудь из учителей, вместо этого опускаюсь на пол и пользуюсь тем фактом, что у него перехватило дыхание. Переворачиваю его на живот, он кашляет.

Я работаю быстро, связывая ему руки за спиной ремнями, а затем проделываю то же самое с его лодыжками, и сажусь на него так, чтобы мой член был прижат к его заднице.

— А я-то думал, что у меня нет практики, — говорю я, резко шлепая его по ягодицам, отчего он вздрагивает. — Похоже, все эти годы, когда я привязывал соседских телят, принесли какую-то пользу.

— Катись в ад, — хрипит он.

— И потом бегать с тобой отрубать головы всем подряд? Ага, конечно.

Глава 2

Бром

Ярость.

Раскаленная добела ярость ослепляет меня.

Я пытаюсь бороться с Крейном. Но этот ублюдок высок и силен, а я все еще пытаюсь дышать после того, как приземлился на спину. Боль в плече возвращается с удвоенной силой, в глазах пляшут пятна.

Этот сукин сын лишь смеется, а я лежу связанный на полу, как гребаное животное.

А еще он стрелял в меня.

— Ты знаешь, как это работает, — воркует Крейн, проводя рукой по моей спине.

Я не хочу, чтобы он прикасался ко мне. Не хочу, чтобы он был рядом со мной.

Пытаюсь оторваться от пола и сбить его с ног, но его бедра крепко сжимают меня, чувствую, как его член упирается в округлость моей задницы, и я ненавижу это ощущение.

— Мне нравится, когда ты сопротивляешься, — говорит он. Его тон остается легким и вкрадчивым, как будто для него это игра. Для него это всегда было игрой.

— Ты бесчеловечный, — бормочу я. Чем больше вжимаюсь в него, тем тверже становится его член, превращается в оружие против меня.

— Ты же знаешь, что это не так, — мягко говорит он.

Я больше ничего не знаю. В тот момент, когда он поцеловал меня на крытом мосту, прочитал мои мысли и вернул воспоминания, на меня нахлынули образы и чувства, когда мы были вместе. Ночи в переулках Нью-Йорка. Утра в постели. Послеобеденные часы в ванне. Дни в опиумных притонах. Я помню, что чувствовал, и это все равно, что увидеть свет в доме, когда ты слишком долго блуждал в темноте.

Я бросился прямо в его объятия, потому что с ним чувствовал себя в безопасности. Как в месте, где можно спрятаться, когда ты чертовски устал от бега.

Но теперь, поразмыслив и осознав, что меня поймала та самая тьма, которая охотилась за мной, я больше ни в чем не уверен. Он думает, что у него на Кэт больше прав, чем у меня. Он больше не мой любовник — он соперник. И если я хочу вернуть Кэт после того, что с ней сделал, Крейна не должно быть рядом. Ни с ней, ни со мной.

— Чего ты хочешь? — удается мне спросить Крейна, прижимаясь щекой к холодному полу и пытаясь сделать еще один вдох.

— Чего я хочу? — повторяет он. Наклоняется вперед, и его губы оказываются у моего уха, и я подумываю о том, чтобы откинуть голову назад и сломать ему нос. За то, что он подстрелил меня, схватил за шиворот и связал.

Но я помню, кто я такой.

Что я такое.

Не только я.

Но и тот, кто скрывается в глубине души.

Дьявол.

Я помню, что сделал с Кэт. Как ударил ее головой о стену. Как темнота окутала меня, пока я не превратился в движущуюся тень. Как я потерял все хорошее в себе, хотя с самого начала никогда не был особенно хорош.

— Я хочу спасти тебя, — шепчет Крейн мне в шею, медленно двигая губами, от горячего дыхания я дрожу. — Я хочу спасти тебя, Бром.

Черт.

— А если ты не сможешь? — спрашиваю я. Мой голос звучит запыхавшимся, слабым и взволнованным, но мне все равно. Потому что Крейн по-прежнему хочет меня.

— Смогу, если ты будешь доверять мне так же, как раньше, — говорит он, касаясь губами уголка моего уха. — Ты будешь доверять мне?

— Вот так ты заслуживаешь доверия? Связывав меня?

Он отстраняется, меня обдает холодом. Отсутствие его тепла глубоко ранит.

— Ты же знаешь, что это для твоего блага.

Затем он запускает пальцы в волосы и запрокидывает мою голову назад. Я задыхаюсь от боли, такой знакомой боли, что мои глаза наполняются слезами. Мой член твердеет, прижатый к полу.

— Ты заслуживаешь и спасения, и наказания. Я хочу причинить тебе боль, — хрипит он.

Крейн всегда был груб со мной, но я никогда не видел его сердитым. Не знаю, почему хочется его спровоцировать. Хочется увидеть, как этот фасад треснет. Я всегда висел на волоске, чувствуя, что вот-вот сорвусь и поддамся хаосу в своей душе, а он всегда был уравновешенным и держал себя в руках, и я хочу знать, каким он становится, отпуская контроль.

— Тогда сделай мне больно, — с трудом выдавливаю я, но слова застревают у меня в горле, а голова все еще запрокидывается назад. Плечо пронзает боль. Кажется, рана снова начинает кровоточить.

— Ты же знаешь, что просить об этом нужно вежливо, — говорит он,