Мэнди Хаббард - Рябь (ЛП)

Коул сидит молча несколько длительных минут.

– Хорошо, так и сделаем.

Но ни один из нас не встает. Вместо этого, мы просто сидим на мокром берегу, в то время как дождь усиливается. Все равно мы оба уже промокли.

– Как давно ты...?

– Сирена?

Он кивает.

– Меня всегда влекло к океану, но настоящая тяга началась после моего шестнадцатого дня рождения. В ту ночь..., – я останавливаюсь, – в ту ночь, когда я плавала со Стивеном.

– Он единственный...?

– Да. Во всяком случае, до сегодняшнего вечера. Вот почему я называю это озеро моим. Это единственный способ избежать убийств. Мне необходимо плавать каждый вечер, в противном случае я чувствую себя больной, к тому же мне необходимо петь, чтобы никто не смог услышать меня. Если кто-нибудь услышит, как я пою... они последуют прямо в воду.

– ... должны были, – говорит он.

– Что?

– Прошедшее время. Они должны были последовать.

Я моргаю и смотрю на него, к горлу подступает комок.

– Что ты говоришь?

– Мне плевать на все это. Возможно, это твоя сущность, но в действительности настоящая ты не такая.

У меня пересыхает во рту.

– Я убила человека. Двух человек. Тебе нужно подумать об этом. Тщательно обдумать и осознать, что ты говоришь...

– Я знаю, что говорю. И я люблю тебя.

Слеза стекает вниз по моей щеке. Я думала, что никогда не услышу от него этих слов.

И мне не нужно много времени, чтобы выяснить, что они настоящие.

Глава 32

На обратном пути к дому Коула, я сворачиваю на подъездную дорожку Сиенны. Передо мной вырисовывается ее дом, погруженный в темноту. Должно быть, ее родители снова уехали. Такое впечатление, что в последние дни их часто нет дома. Думаю, в некотором смысле Сиенна более одинокая, чем я. Пытаюсь вспомнить, когда в последний раз видела ее родителей, или хотя бы слышала, как она упоминает о них, но не могу.

Надеюсь, сейчас с ней все хорошо, в этом большом темном доме.

Я разворачиваюсь и смотрю на Коула.

– Можешь... можешь подождать меня здесь? Думаю, мне нужно сделать это самой. Я задолжала ей очень многое.

Он кивает и целует меня в лоб, затем сжимает мою руку.

– Удачи.

Я делаю глубокий вдох.

– Спасибо. Она мне пригодится.

Я выбираюсь из машины, оставляя работать обогреватель. Волосы Коула все еще влажные, немного спутанные. Мы оба обессилены. Но мне кажется неправильным вернуться домой, не повидавшись с Сиенной, не убедившись, что она в порядке.

Я направляюсь к входной двери, задержавшись на секунду, чтобы оглянуться на Коула, в надежде увидеть ободряющую улыбку, но за стеклом мне удается рассмотреть лишь его тень. Я разворачиваюсь к двери и стучу, испытывая тревогу, находясь там.

Ничего.

Я снова стучу, оглядываясь на свою машину. По-прежнему нет ответа. Я спускаюсь с крыльца и обхожу дом с другой стороны, вглядываясь в темные окна. Сейчас она должна быть дома. Куда бы еще она пошла?

Я стучу в заднюю дверь, но опять же, никто не отвечает. Неохотно, я поворачиваю ручку, удивляясь, когда дверь открывается. Из спальни Сиенны доносится нежный мотив популярной песни. Может быть, она не слышала, как я стучала.

Я открываю дверь, затем осматриваюсь в темноте и зову ее.

– Сиенна?

Ничего. У меня волосы на затылке встают дыбом. Я иду медленно, осторожно, минуя кухню, направляюсь к ней в комнату.

– Эй?

Я тихо стучу в дверь, и она приоткрывается. В моей голове раздается тревожный звоночек. Комната погружена во мрак, здесь тихо, за исключением музыки. Я едва различаю силуэт Сиенны.

Она сидит на подоконнике неподвижно, подобно статуи, глядя на закрытые шторы. Из углов комнаты тянутся тени, окружая меня. Почему она сидит в темноте? Уставившись в никуда?

Я сглатываю.

– Сиенна?

Она поворачивается и смотрит на меня. Ее волосы растрепались, глаза покраснели. Она не переоделась с тех пор, как покинула озеро, внизу ее пижамных штанов все еще видна грязь.

– Ты убила его, да?

Ее голос холодный, ледяной, лишенный всяких эмоций, за исключением скрытого гнева.

У меня пересыхает во рту.

– Кого?

Пожалуйста, скажи: «Эрика».

– Стивена. Эрик появился у меня на пороге и сказал, что должен показать мне нечто действительно важное, поэтому я последовала за ним, черт знает куда, по этой богом забытой гравийной дороге. Он отказывался что-либо говорить, пока мы не добрались до озера, и тогда он болтал без умолку. Он назвал тебя сиреной. Сказал мне, что я могу слушать твое пение, но Коул не может, иначе ты утопишь его. Он был разочарован, что ты не пела в тот момент. Он собирался снять наушники Коула и позволить ему зайти в воду.

Меня накрывает волна ужаса. Эрик никогда не собирался собственноручно убивать Коула.

Он хотел, чтобы это сделала я.

Она разворачивается, позволяя своим ногам свисать с подоконника. Она такая маленькая, что ее ноги не достают до пола.

– Я не могу перестать думать об этом. О том, как ты вела себя последние два года. Это не было случайностью. Ты убила Стивена. Из-за тебя он зашел в океан.

Мое сердце громче стучит в ушах.

Голос Сиенны дрожит, ее слова едва слышны. Она смотрит на меня, ожидая ответа.

Мое дыхание затрудняется, учащается, и я пытаюсь подавить подступившие слезы.

– Сиенна, ты не понимаешь. Это было случайностью. Я не хотела его убивать. Я даже не понимала, что делаю...

Сиенна разворачивается, хватает стакан воды, и швыряет его в меня. Я едва успеваю пригнуться, когда он пролетает над моей головой, разбиваясь о стену ее спальни. Какое-то мгновение я сижу, согнувшись, на полу и пытаюсь успокоить свое сердцебиение, а затем неуверенно поднимаюсь на ноги, чтобы увидеть гнев, пылающий в ее глазах.

Тайна, что все это время связывала меня и Сиенну, теперь разделяет нас.

– Ты должна была знать, как меня съедала изнутри неизвестность того, почему он утонул, – она переходит на крик. – Он был хорошим пловцом, и я знала, что полиция ошибается. Ты должна была понять, как трудно его отпустить, когда его смерть так бессмысленна!

Она стискивает зубы так сильно, что я удивляюсь, как они еще не раскрошились.

– Я не хочу с тобой разговаривать, – говорит она, и ее голос становится тише, в нем кипит ярость. – Я не хочу тебя видеть. Ты поменяешь расписание своих уроков. Ты будешь держаться подальше от моей семьи, моих друзей, моего гребаного обеденного стола. Если ты хоть когда-нибудь заговоришь со мной снова, я расскажу всем, кто ты на самом деле.