Целительница в бегах, или Истинных нам не надо! - Ольга Владимировна Иванова

— Она не в моем вкусе, — коротко ответил Вельтимор.

— Разве красота важна? Может, у нее душа прекрасна?

— Не заметил я ее прекрасной души, особенно когда она унижала своих слуг, — он недовольно сдвинул брови. — И вообще, все это слухи. Язык отрезать тому, кто разносит эти сплетни. Почему ты в это веришь? Или… — на его губах появилась довольная ухмылка. — Ты ревнуешь?

— Делать мне больше нечего, — фыркнула я.

— Ну признайся, что ревнуешь, — не унимался Вельтимор.

— Даже не надейся, — замотала я головой. — Я вообще не знаю, что такое ревность.

— Врешь, — он прищурился.

— Никогда никого не ревновала.

— Значит, я буду первым, — Вельтимор сделал попытку меня обнять, но я выставила вперед руку.

— Нет, не подходи, — моим щекам стало горячо. — Стой где стоишь.

— Хорошо, стою, — вздохнул он. — Я намерен завоевать твое доверие, так и знай.

Я совсем растерялась и не нашла, что ответить на это.

— Если мы все уже обсудили, то я пойду, — сказала, разрываясь между желанием остаться и желанием сбежать.

Вельтимор меня больше не останавливал, поэтому я направилась к калитке.

— Так что завтра? — донеслось мне вслед. — Пойдем на праздник?

— Я подумаю, — ответила после некоторой паузы.

— Конечно, думай, сколько тебе надо, — и в его голосе я услышала улыбку.

Глава 22

«Скамейка под липой. Тебя уже ждут», — гласило очередное послание, которое я получила утром следующего дня.

— Кто это тебе записки через окно посылает? — от глазастой Анхелы ничего не укрылось. Сама она в этот момент примеряла платье, в котором собиралась идти вечером на праздник.

— Подружка, — отмахнулась я, вдобавок беззаботно улыбнувшись. — Мы все детство так записки отправляли друг другу.

И почему в последнее время мне постоянно приходится врать и изворачиваться?

— С ней пойдешь вечером в город? — Анхела покрутилась перед зеркалом: красный цвет ей очень шел.

— Не знаю, возможно, — я осмотрела свой скромный гардероб, если вообще дорожное платье, юбку и блузу можно было назвать гардеробом.

Когда я отправлялась в Роял-Дам по своим делам, не думала, что задержусь здесь, и уж точно не планировала что-то праздновать. Лишь минимум удобных вещей.

Наверное, придется отказать Вельтимору, идти-то совершенно не в чем. Даже маски нет.

Ничего, проведу вечер в тишине и обдумывании над составом загадочного яда. Да и с Вельтом мне сейчас наедине оставаться рискованно: слишком неоднозначно на меня влияет его близость. Влюбленность вовсе не входила в мои планы на ближайшее десятилетие, а уж влюбленность в такого, как он… Да еще и второго принца! Нет, с этим надо что-то делать. Хотя бы регулярно попить отрезвляющей настойки, только добавить в нее побольше корня ясноглаза. Будет горько, зато эффективно.

Именно с мыслями отказать Вельтимору я и отправилась к скамейке под липой.

— Ну и где ты? — вздохнула я, глядя на пустую лавочку. — Где опять прячешься?

Сзади зашуршали кусты, и я обернулась. Передо мной с каменным непроницаемым лицом стоял Шульт. Ни слова не говоря, он протянул мне какую-то коробку, перевязанную розовой лентой, поклонился и зашагал прочь.

— А… Я… Вообще-то… — попыталась я что-то сказать ему вслед, но от неожиданности и изумления все слова вылетели из головы.

А Шульт уже скрылся за углом.

Я снова взглянула на коробку, которую так и держала на вытянутых руках. Соблазн открыть ее был велик. Может, прямо здесь? Или донести до комнаты? Но там Анхела, и неизвестно что положил в эту коробку Вельтимор.

Пришлось прятаться за кустами, откуда немногим ранее появился Шульт.

Я поставила коробку на траву, развязала ленту и сняла крышку. Завернутое в тонкую шуршащую бумагу, в ней лежало платье. Я, едва касаясь нежной ткани, достала его наружу. Сшитое из мягкого шелка, оно переливалось всеми оттенками фиолетового: от глубокого виноградного до светло-лавандового. Корсет украшали вставки из кружева и серебристой вышивки, вместо рукавов — бретели из жемчужных бусин. Пояс тоже был расшит такими же жемчужинами. Нижняя часть платья — многослойная юбка из прозрачного шифона цвета сирени.

Оно было слишком прекрасно, что даже у такой рационально особы, как я, перехватило дыхание от восхищения. Я приложила платье к себе и покружилась, любуясь, как на солнце переливается шелк и жемчуг.

Потом заметила в коробке еще кое-что: маску и вчетверо сложенный лист бумаги. Я, придерживая одной рукой платье, другой развернула записку.

«Надеюсь, тебе понравится это платье. Не злись, я просто хотел сделать тебе подарок. Если тебе будет проще его принять, то считай, это моя благодарность за твой оберег. Надеюсь увидеть тебя в нем сегодня в восемь вечера у западных ворот. Вельт».

— Вельт… — мне очень хотелось разозлиться, но почему-то не получалось. Наоборот, в глазах защипало от внезапно набежавших слез. Проклятье! И почему меня это тронуло?

Рука сама потянулась к маске, не менее прекрасной, чем платье: пурпурный бархат с серебристой вышивкой и мерцающим бисером. А еще милые сиреневые перья по краям.

— Ненавижу тебя, Вельтимор, — я шмыгнула носом и принялась аккуратно укладывать все обратно в коробку. Потом, прижимая ее к себе, отправилась в комнату.

Анхела ушла в семь вечера, и у меня оставалось еще достаточно времени, чтобы примерить свое платье. Оно село идеально. Эти невыносимый принц даже размер угадал в точности! Ну вот и что мне со всем этим делать?

«Идти… на…праздник…» — раздался в голове ворчливый голос змейки.

— Ты так считаешь? — я посмотрела на свое отражение.

«Да».

— Тогда мне придется тебя выпустить, чтобы никто не увидел тебя на моем плече.

Муна не возражала и с радостью отправилась на собственную прогулку.

Я не была хороша в создании причесок, поэтому просто собрала часть волос с помощью заколки, той самой, что тоже отдал мне Вельт после побега от разбойников.

Туфли, конечно, не походили под образом, но платье было длинным и почти полностью скрывала их. Зато в них не устанут ноги. Я слегка придала туфлям блеска и цвета с помощью магии, и стало вполне сносно.

А маска сделала меня почти неузнаваемой.

Время близилось к восьми. Сердце забилось чаще от волнения. Я сделала несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться, и наконец покинула комнату.

У