Между решениями (ЛП) - Джинджелл Вэнди

Я освободилась от этой части себя и полностью отдалась воспоминаниям, позволив ужасу и ужасной тошноте захлестнуть меня. Я не плакала, но, возможно, заплакала бы, если бы не была такой холодной и отстранённой, что даже ужасу приходилось проникать сквозь слои льда, чтобы добраться до меня.

Дом, казалось, изменился вокруг меня, но я не была удивлена; другое чувство, о котором я всегда забывала, но которое возвращалось, когда мне это было нужно, дотянулась в часть дома Между и потянуло за его края, как будто могло стать согревающим одеялом. Я сделала это неосознанно, но что-то в доме уловило, обострилось и, казалось, увидело меня.

Я услышала невероятно громкие шаги на первой ступеньке в гостиной внизу.

Я судорожно, с болью выдохнула, без тени сомнения уверенная, что по лестнице поднимается что-то ужасное и смертоносное. Я мгновенно выключила свет и побежала обратно в свою комнату, поскальзываясь и разбрасывая скользкие внутренности, и захлопнула за собой дверцу книжного шкафа, со всем ужасом осознавая, что мне не хватает времени.

Не знаю, сколько времени я пролежала там под одеялом, притворяясь спящей, прежде чем поняла, что я больше не одна в комнате. Дверь не открылась, но я была не одна, и в этом было столько всего неправильного, что мой мозг не хотел это признавать. Инстинктивно я осталась в том же положении, в каком была: спящей. Просто спящей. Опасности нет. Я не проснулась. Ничего не вижу. Я просто сплю, ты можешь идти.

А потом он тихо сказал:

— Знаешь, притворяться спящей действительно бесполезно.

С ужасающей неизбежностью я открыла глаза и увидела его в изножье кровати: он был меньше, чем когда-либо был в моём кошмаре, но, возможно, он казался больше, когда я была маленькой.

Меньше и гораздо более знакомым.

У меня всё поплыло перед глазами, зубы почти стучали от шока. Я слышала, как я, настоящая «я», прошептала «Атилас», но «я» в памяти понятия не имела, кто такой Атилас. Он был здесь, но я, младше, не знала ничего, кроме того факта, что я вот-вот умру. Захватывающее, пугающее и беспощадное воспоминание продолжалось, и теперь я не думала, что смогла бы остановить его, даже если бы попыталась.

— Кто ты такой? — спросила я.

Лунный свет, казалось, исходил от ножа, который он держал в руке, выглядывая из темноты крови, которая всё ещё капала на мой ковёр.

— Это имеет значение? — спросил он, и тени и лунный свет отразились от ножа на его лице. Игра света и теней превратила его глаза в бездонные серые озёра с глубокими тенями под ними. Он выглядел древним и холодным, почти как скелет. — Тебе не нужно знать моё имя. Тебе не стоит его знать.

Голос моего юного «я» задрожал, когда я спросила:

— Ты собираешься убить меня?

— О, я думаю, что нет, — сказал Атилас. — Мы заключили сделку, твои родители и я: я задал им вопрос и получил ответ. Было бы… трудно убить тебя.

— Они… они мертвы? — спросила я.

Он с любопытством посмотрел на меня.

— Я очень тщательно порвал их на части. Ты, должно быть, видела это.

Я обхватила себя руками, слишком замёрзшая, чтобы попытаться убежать, слишком замёрзшая даже для того, чтобы заплакать, и мои плечи болели от крепкой хватки.

— Почему ты убил их? — спросила я его, чувствуя тошноту, ужас и ещё большее недоумение, чем что-либо другое. — Они не… они не сделали ничего плохого.

— Не сделали, — согласился он, и я увидела улыбку, промелькнувшую на его губах. — Очень любопытно. Я встретил только одну пару, которая заслуживала пощады — конечно, ни одного из них нельзя было оставить в живых. Не тогда, когда они заслуживали пощады. Восхитительная ирония, не правда ли? Ты рада, что жива?

— Я не знаю, что это значит, — сказала я, не переставая дрожать. — Почему они должны были умереть? Почему я осталась жить?

— Я предоставил им выбор, — сказал он, и рука, державшая нож, чуть шевельнулась; жест, свидетельствующий о тщетности действий. — Они хотели спасти тебя — очень хороший выбор, как мне показалось. Я думаю, ты, моя дорогая, доставишь немало проблем. Конечно, я ничего не могу с этим поделать! Я связан своим словом.

— Каким словом?

— Тебе следует оставаться дома, — мягко сказал он, и мягкость, с которой он это произнёс, казалось, проникла в моё сознание. — Я действительно советую тебе как можно дольше не показываться на глаза — на самом деле, тебе следует постараться оставаться в своей комнате. Никогда не знаешь наверняка… что ждёт тебя снаружи?

— Я не собираюсь оставаться внутри, — сказала я, чувствуя, как в моей груди поднимается волна гнева, страха и слёз. Он сказал, что не сможет убить меня, и даже если это было неправдой, я собиралась убедиться, что кто-нибудь заставит его заплатить за убийство моих родителей. — Я собираюсь выйти и найти тебя. Я собираюсь убедиться, что ты умрёшь за то, что сделал.

Он слабо улыбнулся, но его лицо было ужасно серым.

— Ты сделаешь это? Я думаю, ты скоро забудешь. Я верю, что у тебя это уже неплохо получается.

— Я не забуду, — сказала я, но то, что я могла видеть, уже смягчилось. Он повернулся, две капли крови грациозно описали дугу в воздухе, и он исчез сквозь стену, а затем из моего сознания, прежде чем капли упали на пол.

Прежде чем они упали на землю, я вырвалась из воспоминаний с криком, который должен был быть паническим, но вместо этого был криком боли.

Не, не, не. Это не мог быть Атилас. Это не мог быть он. Я просто воспользовалась его внешностью, чтобы оживить воспоминания, встряхнуть их. Зеро сказал, что это не мог быть он. Я проснулась и обнаружила Атиласа в комнате, когда Зеро и Джин Ён были с убийцей…

Я увидела его, когда проснулась…

Нет, я услышала его. Услышала его в темноте. По его просьбе я воздержалась от включения света.

Я села, свернувшись калачиком, чтобы унять огромную, ноющую боль, которая пробиралась от желудка к горлу. Только не Атилас. Это не мог быть Атилас, потому что я научилась доверять Атиласу. Я научилась любить Атиласа.

Но я запомнила его лицо — помнила его до сих пор, даже сейчас, в ужасающих подробностях. Атиласа, который был способен разорвать на части целый этаж людей и тех, кто держал его в плену, кто оставил после себя ещё один бардак, мимо которого я могла пройти с закрытыми глазами.

В моём кармане зажужжало сообщение, заставив моё сердце вздрогнуть от неожиданности, и я отстранённо вытащила телефон, погружаясь в воспоминания и с ужасом осознавая, что в доме внезапно стало тихо и опасно.

Я смотрела на телефон добрых несколько минут, прежде чем смогла осмыслить то, что видела, а затем поняла, что сообщение было от Пять-Четыре-Один.

Улыбка, или, может быть, гримаса, дрогнула на моих губах. Как вам такой удачный выбор времени? Пять всё ещё просматривал документы, которые Атилас заставил собрать для него Туату, что было довольно иронично в данный момент. В сообщении говорилось: «Пэт. У меня есть для тебя имя. Приходи ко мне, когда сможешь. Захвати что-нибудь из этих маленьких чёрных штучек, у меня они закончились».

— Больше никакой лакрицы, — сказала я и не узнала свой собственный голос. В воздухе вокруг меня повисло неприятное ощущение, и я снова почувствовала, насколько опасно тихо в доме. Дрожь пробежала по моей спине, вызывая желание, чтобы Джин Ён или Зеро были где-нибудь поблизости.

Что я должна была сделать? Вылезти из окна и найти их, чтобы рассказать о том, что я вспомнила? Это не могло быть правдой, но я это помнила, и это должно было быть правдой.

Я отчаянно хотела и так же отчаянно боялась спросить самого Атиласа, правда ли это.

Я могла бы сейчас уйти — просто спуститься по лестнице в гостиную — и спросить его, что это значит. Я сделала короткое, сдавленное движение, которое прекратилось, как только началось, и я поняла, что не стану его спрашивать. Потому что, если бы я спросила Атиласа, он бы мне сказал. И я с ужасающей уверенностью знала, что именно он мне скажет.

Казалось, я не могла пошевелиться, ни в ту, ни в другую сторону: ни встать и побежать, ни спуститься по лестнице. Почему я не могла ничего сделать или почувствовать, кроме ужасной боли во всём теле? И почему в доме было так тихо?