Институт благородных дэвров, или Гувернантка для варвара - Анна Ледова

А ещё Тийге беспрестанно болтал о «красивой беленькой леди». Вчера я отреагировала на это слишком жёстко, но и сегодня не смогла объяснить Юну, почему недовольна этим. Молодой, порывистый, само всё за пару недель выветрится.

– Тесса Аурелия, а вот неор… неорудинарновый – это вот чего такое? Тож мудрёно так пишет! Хоть со словарём вашенским читай!

– Кто пишет?.. – не поняла я. – Боги, вы что, получили письмо от леди Овильштанд?!..

– Ну да! Я ж сам ей с утра первым и написал! Не-не, я всё по уму черканул, как вы учили! Так чо ж ей по всем этим вашим этикетам не ответить-то было? Она ж леди тоже воспитанная, почти как вы. И я ж по вежливому всё! И «спасибо» там, и «доброе утро», и про руки с глазами! А вот правы вы, тесса Аурелия! Добрым словом-то вона как можно! Только вы меня ещё научите, а то приеду я в ваш большой город потом, а «спасибо» и «доброе утро» она от меня уже слышала… Так чой, переведёте мне, чего она там накалякала?

– Боги, вы бы ещё самой королеве написали!!..

– А чего, ей тоже можно?.. Не, если надо, напишу! А чо ей писать-то?

– Молчите!

Научила на свою голову!

Это письмо я прочитала лишь затем, чтобы убедить Юна в том, что вежливость герцогини не должна вселять в нём ложные надежды. Прочитала и покраснела до ушей. Боги, да в непосредственности эта юная девица не уступала самому Юну! Да кто только её воспитывал!.. Писать такое молодому человеку в первом же письме!

– Э-эээ… – мучительно краснела я. – «Неординарный» здесь относится к вашему внешнему виду. Означает «самобытный», «оригинальный». И, судя по контексту, подобная эксцентричность ей весьма по душе…

– Эксца… Чо? Так чего, люб я ей?

– Знаете, господин Юн, я не намерена обсуждать такие вещи! А уж что может твориться в мыслях юной леди – мне и вовсе неизвестно! Просто не берите в голову, а лучше забудьте! Ветреность и кокетство, увы, свойственны некоторым высокородным барышням и относиться к этому серьёзно никак нельзя!

– Так не понял я, люб или нет?

– Боги милостивые!.. – чуть не взвыла я.

Вот как объяснить этому здоровому лбу, что выше меня на две головы, который мечом с одного удара перерубит сосновую мачту, но при этом наивен и ласков, как телёнок, что леди Карлотта – это самый неудачный выбор для него, чтобы влюбиться?!.. Не прямым текстом же объяснять!

– Мота Нуи!!! – заорали дэвры на лодках, с удвоенной силой налегая на вёсла.

И из-за горизонта действительно выплыла сказочная изумрудная гора.

Привыкшая к голым скалам севера, я во все глаза рассматривала приближающийся остров – весь покрытый непролазной растительностью, с зелёными пиками гор. Дэвры ведь не в лесу живут? Не на деревьях?

Вскоре стала различима кромка берега с множеством лодок и сбегающиеся люди.

Наверное, вслед за кайарахи ожидали только Вангапу, тем внезапнее было возвращение всех хойя да ещё трёх дам из Вельтарингии. И как их встречали! Кажется, всё население острова высыпало на берег. А меня запоздало кольнула совесть. Ведь неизвестно, сколько эти воины пробыли в походах до того, как Чёрный Вепрь приказал им отправляться в Ноош-Тейн. И сколько времени они не были на родине… А ведь одно моё «да» – и вот на суровых лицах уже цветёт радость от возвращения домой.

Боги, я ведь даже не подумала о том, как им самим может быть тоскливо вдали от родины! Теперь ещё вспомнила, с какой нежностью огладил Чёрный Вепрь косицу с тремя белыми бусинами – ту самую, что на память о доме. А я всё о своих глупостях переживала: что обо мне подумают дэвры, если я вдруг соглашусь поехать…

На деревьях, конечно, дэвры не жили, хотя почти весь остров занимали влажные тропические леса. Даже повсеместно растущая зелень на южном побережье Вельтарингии ни в какое сравнение не шла с этим буйством природы! Высоченные пальмы с увесистыми плодами, резные папоротники в человеческий рост, переплетённые лианы. И цветы… Да садовники в королевской оранжерее удавились бы от такого разнообразия орхидей и гибискусов!

Сойдя на берег, я не сразу пришла в себя – настолько оглушили краски и звуки. Мота Нуи пел. На сто тысяч звонких голосов – это бились лазурные волны о золотой песок, заливисто перекликались невидимые птицы в густых зарослях, рычали вдалеке то ли звери, то ли дэвры, а к этой симфонии уже присоединялись радостные барабаны. На моих глазах яркий цветок сложил жёлто-зелёно-оранжевые лепестки и спорхнул на другой куст. Я ошалело проморгалась.

Ещё удивительнее были местные люди. Да, те же громадные дэвры, полуголые, разрисованные, увешанные амулетами, разве что без оружия. И… женщины. Смеющиеся, загорелые, в распущенные волосы вплетены цветы. Голоногие и голорукие. Эти лёгкие тряпочки, перехваченные на груди и бёдрах плетёными полосками, назвать одеждой язык не поворачивался. Животы видно, плечи, колени – всё добро наружу! Да у меня нижняя сорочка приличнее этих нарядов! Может, они стирали неподалёку или сами купались, вот и не успели одеться? Но что-то никто из дэвров не торопится прикрывать такое вопиющее непотребство у своих дови! А это что?.. Боги милостивые! Татуировка! У женщины! На лице!!!

Зная, как бурно проявляют свою радость дикари, я инстинктивно зашла за спину Юна. А то горячее приветствие неминуемо перерастёт в дружескую рукопашную, и тут главное не попасться под руку. Имельда, кажется, тоже это поняла и прижалась к Вангапу. Ярый покосился на меня и довольно хмыкнул.

А по утоптанной широкой дороге из глубин леса навстречу уже выходили новые дикари. В Потрошилу с визгом, взяв приличный разбег, врезалась стайка мартышек. Потом от этого клубка отлепилось нечто кудрявое, звонкое, босое и полуголое, и радостно заверещало:

– Тесса Аурелия!..

– Тави?!.. – обезьянку я узнала лишь по голосу.

Эта маленькая чертовка, что лишь по недоразумению числилась младшей леди Ригель-Войц, повисла на мне и уже пихала в мой рот какие-то ягоды, в соке которых была перемазана с ног до головы.

– Ле… леди Тавела…

Я хлопала глазами, наблюдая, как два года моих усилий на поприще воспитания рассыпались в прах. Какой-то доброхот аккуратно ухватил Тави под мышки одной ладонью, отцепил от меня эту таракашку и поставил на землю. Тогда Тави незамедлительно вскарабкалась по восторженному Юну и устроилась на его плече,