Пшеничная вдова - Данила Скит

можно было не заметить Исбэль, особенно, если стоишь спиной, но Реборн услышал тихий треск веток даже сквозь отдаленный говор стражи и шипение костров, – Эта луна достойно вместила в себя войну.

– Для войны она немного запоздала, – спокойно ответил Реборн, давно изучающий небо.

Разве ему оставили выбор? Исбэль выгнала его из шатра ещё с полчаса назад. Служанка входила и выходила с полными тазами воды, а Реборн думал, зачем женщинам недомогание, если с ним так много мороки.

– В прошлом месяце была похожая. Только без большого куска сбоку. Будто ее откусил кто-то.

– Откусил? Интересно, и кто же?

– Не знаю, – пожала плечами Исбэль, в этот момент где-то в лесу послышался громкий вой, – Может быть, волки?

На землю давно опустилась ночь. Лагерь казался вял, только изредка слышался смех абсолютно трезвой стражи. В воздухе витал аромат жареной на вертеле свинины, издалека были видны костры, что жгли между палатками и шатрами. Впереди раскинулся лес, черный и глухой, только лунное серебро пачкало верхушки высоких кленов. Реборн не видел лица Исбэль, когда та отвернулась от света костров, но чувствовал, что она улыбнулась.

– Вас волки уж точно не покусают. В лагере хорошая защита.

– Я не боюсь волков. Меня больше пугают люди.

Несколько дюжин хорошо вооруженных мужчин и один огромный повар с кухонным ножом, больше похожим на саблю, действительно пугали Исбэль. Наверное, потому что она никогда не видела таких поджарых поваров. Накинь на него латы – и выйдет славный воин, ежедневная борьба с редиской и рыбой из местных рек явно шла ему на пользу. Но к своему сожалению, по-настоящему Исбэль боялась совсем не их.

– Страх достигает самого сердца и убивает его. Нет в нем никакой пользы, – вспомнил Реборн хмельные слова Исбэль, – Так что же поменялось?

– Невозможно совсем ничего не бояться, – тихо ответила Исбэль и опустила голову.

– Хватает бояться самого главного.

В лесу снова завыли.

– Скажите, почему? – спросил Реборн, тщетно пытаясь разглядеть лицо Исбэль. Она на была намного ниже его и взгляд его изучал только пышные кудри ее макушки, – Там, в деревне. Вы могли просто промолчать.

– Тогда умер бы человек.

– Вам есть дело до какого-то убогого, безродного пьяницы?

– У меня есть долг перед страной. Его смерть сделала бы мой выбор напрасным, – ответила она, – Хотела я этого или нет, я дала клятву. И перед взором Богов вы все еще мой муж.

Значит, облегченно подумал Реборн, тогда, у алтаря, это были не молитвы за его упокой.

Волчий вой неожиданно прервался. На какое-то время стало тише, только вдали слышались разрозненные человеческие возгласы и треск огня.

– Слышите? – вслед за умолкшим волчьим воем послышался странный стрекот.

– Да, – ответил Реборн, – Странно. Не встречал раньше ничего подобного.

– Вереница. Опасный хищник.

– На юге столько всего, что хочет тебя убить, что я уже сбился со счету.

– Можете вычеркнуть меня из этого списка.

– Я не веду список, – спокойно ответил Реборн, – Да если бы и был… Туда бы вы точно не попали. Гораздо опасней проглотить трескучую устрицу.

– Трусливая королева, которая полагается на проклятье да на волю Богов, – грустно улыбнулась Ибэль, – Смех, да и только. Скорее вереница доберется до вашего нутра.

Там, в тронном зале, она была смелей. Но сейчас… Клятвы сковали ее по рукам и ногам. Она знала, что ей уже не выбраться из них.

– Как она выглядит-то хоть?

– Кто?

– Эта ваша вереница.

– Я видела ее лишь однажды, – пожала плечами Исбэль, – Когда была совсем маленькая. В столицу заезжали бродячие циркачи, которые все время таскали огромную клетку, накрытую золотым шелком. Я еще не видела, что там, внутри… но ужасный стрекот заставлял дрожать даже сердце, – Исбэль поежилась, – А потом шелк скользнул так бесшумно… – Исбэль смутилась, – Если честно… я плохо помню, что было дальше… На меня полетела пасть… настолько огромная, что могла проглотить целиком. Няня говорила, даже вместе с туфельками. Зубы у нее были как наточенные ножи, серая плотная кожа на морде, панцирь и длинный хвост, похожий на хлыст. Она ударилась в клетку разинутой пастью, длинный язык почти задел мой нос.

Маленькая девочка тогда не побежала, а зажмурилась. Стражники оттащили ее от клетки, циркачей выгнали из дворца. Король Дорвуд орал, что нечего таскать в замок всякую непотребную живность, он был очень зол, хотел даже казнить парочку незадачливых циркачей, но Абиэль уговорила его не делать этого. Исбэль умолчала, что описалась тогда от страха. Все-таки какая же она трусиха…

– За любопытство надо платить, – Реборн правильно предположил, что увидеть вереницу, скорее всего, было желанием одной очень капризной принцессы.

– Я стойко выдержала испытание, – покраснев, соврала Исбэль. Как же хорошо, что вокруг царила темнота… – Они всегда стрекочут, когда выходят на охоту и всегда стараются брать добычу покрупнее. В легенде говорится, что вереница – это обиженные охотники с перемен Красного Моря. Их корили за малую добычу и с тех пор они всегда выбирают крупных жертв, не менее чем в два раза от себя… Хотя в балладах поется совсем другое.

– Видимо, легенды врут. Она позарилась на маленькую девочку, – усмехнулся Реборн, – Но нет смысла винить хищника за желание догнать легкую добычу, – вдалеке кто-то громко захохотал, а потом послышались обрывки непристойных ругательств. Реборн нахмурился: в лагере королева, а стража позволяет себе вести себя так же, как и всегда. Кого-то ждет повторный инструктаж. – И что же поется в балладах?

– О несчастной любви, – ответила Исбэль, – Один бард меня убеждал, что вереница – охотник, не спасший возлюбленную от разъяренного кабана.

– Не слышал такой баллады. Хотя, в Глаэкоре не особо жалуют трубадуров. Отцу больше по душе шуты. А по мне и они редкостная кислятина.

– А я люблю шутов, и люблю песни, – отдалённые отблески костров сливались с сиянием луны, и на волосах Исбэль развернулась жестокая битва льда и пламени, – Я спросила того трубадура, почему он поет о любви, когда в книгах написано совсем другое, а он ответил, что его баллады – рассказы времени. Он лишь записывает, что передается из уст в уста. А ещё он сказал, что книги тоже пишут люди, и некоторые из них ничем не отличаются от тех, кто разносит слухи по деревням. И что и тем, и другим доверять можно мало.

– Найдите этого барда. Я запишу его в королевские советники.

– Барды всегда поют о любви, так что лучше я поверю книгам, – нахмурилась Исбэль, настроение ее резко испортилось. Реборн стоял на земле твердо, как обычно, расставив ноги на ширине плеч, а руки сцепив за спиной. Блэквуды врастают в