Северный ветер - Александрия Уорвик

– Без обид.

– Они мне не ровня.

И разговор тоже был таким приятным.

– Они точно так же едят, и спят, и мечтают, и скорбят, как ты.

– Но я не могу умереть.

– Теми же способами, что простые смертные, – не можешь, да.

Взгляд, устремленный мне в глаза, становится пристальнее. Не слишком ли много я выдала?

– Только сегодня, – говорю я, – притворись, что смертные не такое отребье, которым ты нас видишь?

– Я не думаю, что вы отребье.

– И что же ты тогда думаешь?

Король не отвечает, спешиваясь и отпуская тварь побродить. Я все это время считала, что отчужденность Борея проистекает из его упрямства, осознанного выбора, желания так наказать. А теперь гадаю, не ошибалась ли я – может, он просто не привык, что его мнение спрашивают. Может, он просто не знает, как выразить мысли.

Не оглядываясь, я шагаю по освещенной факелами дороге, и меня беспощадно мучит жажда выпить – и, может, слопать торт, но только лишь если косточки сжимающего меня корсета позволят проглотить хоть что-нибудь. Король стужи следует за мной по пятам. Не знай я, в чем дело, предположила бы, что в скоплении людей ему не по себе.

Как только нас замечают, кипучая, необузданная энергия рассеивается, как дым по ветру.

На крошечную площадь втиснулся весь город. Подозрение, настороженность, недоверие повисают в воздухе, делая его насыщенным, густым. По периметру мерцают факелы. Собралось, наверное, несколько сотен человек. Женщины в длинных платьях и сапогах, мужчины в штопаных плащах, рубашках и штанах, размытые силуэты в неверном свете. Шарфы. Шляпы. У меня сложилось впечатление, что призраки не чувствуют холода, но это, по-видимому, не так. Детишки цепляются за юбки матерей. Собаки снуют в поисках объедков.

Все молчат. Люди лишь смотрят, и все они мертвы.

Король стужи почти прижимается ко мне.

– Скажи что-нибудь, – бормочет он.

– М-м…

Обдумываю его просьбу пару мгновений.

– Не-а, не скажу. – Самое время кому-то, кроме меня, испытать это маленькое унижение. Без капельки сочувствия похлопываю Борея по руке. – Удачи.

Король застывает как столб. Выглядит довольно комично. О, как же я люблю вкус мелкой мстительной пакости.

– Жители Невмовора, – начинает Борей куда более мрачно, чем стоит вещать на празднике. И замолкает, будто не уверен, как вообще продолжать.

В толпе кто-то кашляет.

– Там, откуда я родом, Канун средизимья знаменует день, когда я и мои братья объединились с новыми богами, дабы свергнуть наших предков, что обрушили на нас дождь из огня. Это ночь разногласия, ночь предательства, ночь смерти.

Толпа отзывается ропотом, и я скрежещу зубами. Он пугает людей. И делает это, увы, не нарочно. Он просто совершенно не осознает, как его воспринимают другие.

– У нас праздник, – шиплю я, схватив Борея за руку, – или похороны?

Люди позади меня переминаются с ноги на ногу, явно испытывая неловкость из-за речей о смерти.

– Я закончу. А ты убери эту штуковину, – огрызаюсь я, кивнув на копье.

Король выглядит скорее благодарным, чем раздраженным. Оружие исчезает.

– Не буду растягивать, ведь вы наверняка желаете вернуться к празднованию! Во-первых, мы с мужем, – и я даже не давлюсь этим словом, – благодарим вас за приглашение разделить с вами вечер. Надеюсь, он положит начало нашей дружбе.

Король стужи бормочет под нос ругательство. Я пропускаю его мимо ушей.

– Ешьте, пейте, веселитесь. Сосредоточимся на том, что приносит нам радость: семья и друзья, тепло, крыша над головой. – И, вскинув руки, кричу: – Счастливого Кануна средизимья!

– Счастливого Кануна средизимья! – отзывается толпа.

Напряжение спадает, раздается бой барабанов, все ликуют. Горожане собираются посреди площади, полупрозрачные тела принимаются раскачиваться. Кто-то громко ухает, и звук, словно молния, вызывает в движущейся толпе отклик. До меня доносится восторженный детский визг.

Пусть я никогда не пойму презрение Борея к людям, ему наверняка стоило немалых усилий от него отойти, хотя бы на вечер. Король наблюдает за празднеством с выражением, граничащим с отвращением, но он всегда выглядит недовольным, так что не знаю, есть ли в самом деле разница.

Мой взгляд все блуждает. Почти сразу замечаю ритуальный костер. В какой-то момент люди выстроятся перед ним и будут прыгать через пламя, что символизирует окончание холодного времени года. Барабанный бой доходит до неистового пика. Ногам так и хочется пуститься отбивать джигу, но я прекрасно понимаю, что от Короля стужи не стоит ждать приглашения на танец.

Пока Борей на что-то отвлекается, я проскальзываю в шумную толпу, проталкиваюсь к противоположному краю площади, где расположились музыканты. Кроме барабанов – полых тыкв с натянутыми на них шкурами – у них есть скрипка, что издает слегка фальшивые трели, вырезанная из дерева альтовая флейта и еще один струнный инструмент, который с каждым щипком издает противный «дзынь».

Завидев меня, музыканты радостно улыбаются, и я улыбаюсь в ответ, хлопая в ритм, который все ускоряется. Но затем они отворачиваются, предпочитая мне компанию призраков поблизости, и удовольствие меркнет. Я здесь, но на самом деле не принадлежу их миру, так ведь? Я не призрак. Я – Рен из Эджвуда, смертная женщина и жена Северного ветра. Та, кому здесь не место.

Тем не менее я благодарна музыкантам за крохи внимания, а горло сжимает хорошо знакомая мне сухость.

Где же вино?

Побродив еще немного, я нахожу мужчину – в особенно очаровательном цилиндре, – который наполняет чарки вином из бочки. Заметив меня, он нервно вертит очередную чарку в руках.

– М-миледи, – заикается мужчина. – Я вас… не признал.

Он облизывает губы и спешит наполнить мне чарку. Цилиндр криво съезжает на макушку.

– Прошу прощения, миледи.

– Зовите меня Рен, – говорю я, с благодарностью принимая напиток.

– Миледи Рен.

Ну, почти.

Снова блуждаю. Проклятый корсет бешено жмет. Натыкаюсь на небольшую компанию вокруг пожилого мужчины с луком в руках. Пальцы буквально чешутся огладить дерево, я давно не прикасалась к такому прекрасному луку. Глубокие изгибы, завораживающая длина свидетельствуют о великом мастерстве того, кто его вырезал.

– Замечательный лук, – говорю я. – Вы охотитесь?

Старик смотрит за мое плечо. Полагаю, ищет Короля стужи. Последний раз я видела его почти с час назад.

– Уже много лет не охочусь, – осторожно отвечает старик под взглядами остальных.

– Позволите?

Он колеблется, руки нервно подрагивают.

– Конечно.

Как только я отставляю чарку с вином, мне передают лук. Он практически невесомый, но дерево прочное и гибкое, как и должно быть.

– Мой не так хорош, – сообщаю я.

Тот, что остался в Эджвуде, не подарок Зефира.

– Вы охотитесь, госпожа? – спрашивает мальчишка на пороге зрелости, с редкими волосками на подбородке.

– Охочусь.

Кто-то протягивает мне стрелу и указывает на мишень, что свисает с ветви ближайшего дерева. Яблочко, покачиваясь, смотрит на меня, будто огненный глаз. Я еще не встречала цель, которую не сумела бы поразить. По крайней мере, на протяжении многих лет. Хочу, чтобы эти люди поняли, что я на их стороне. И не хочу, чтобы меня боялись из-за связи с королем.

– Что, на спор?! – выкрикиваю я, внезапно воодушевившись.

Народ