Мне тебя навязали - Лариса Петровичева

все это, – подумала Адемин. – Но нам нужно больше королевской крови, раз уж я с этим никак не могу помочь”.

Ей страшно захотелось попросить у Эрика прощения. Он сейчас сидел бы во дворце, в своих покоях, под надежной охраной – но стоял с ними на грязной площади, озаренной золотым заревом, и готовился воевать.

– Идут, – вдруг глухо и отстраненно произнес Рейвенар – его лицо потемнело, наполняясь решительностью и силой. – Давайте руки.

Они взялись за руки, встав в треугольник – страх, который все это время сжимал Адемин в объятиях, усилил хватку так, что затрещали ребра. Она покосилась в сторону Динграсс: фрейлина стояла, подбоченясь, покачивала связкой артефактов так, словно приглашала отведать ее силы всех желающих, но не гарантировала положительного исхода и здоровья потом.

“Как хорошо, что ты здесь”, – подумала Адемин. Она неожиданно резко ощутила себя никем, пустым местом – мать умерла, отца своего она не знала – но это не ослабило ее, а наоборот, придало сил.

“Ты сможешь вернуться домой, – произнес все тот же вкрадчивый ласковый голос. – Мы клянемся, что оставим тебя в живых. Ты вернешься на родину и будешь спокойно жить там, и забудешь обо всем, что случилось. Можешь даже взять с собой эту колоду, твою фрейлину, и никто никогда больше не скажет тебе дурного слова”.

Конечно, не скажет, подумала Адемин, потому что некому будет говорить.

Она представила развалины королевского дворца, Гертруду и Зоуи, изувеченных и окровавленных – вороны клевали их лица, лакомились языками и губами, с которых больше не соскользнет ни одно злое слово. Потом взгляд скользнул в сторону Вендианы – и королева Катарина с дочерьми и невестками тоже была мертва, они никогда не назовут Адемин свиньей.

Адемин стиснула пальцы Рейвенара, ища в нем опору. Он стоял, запрокинув лицо к светлеющему небу, и она вдруг поняла: началось, все уже началось! Они уже сражаются!

Сила текла через нее ровным потоком пламени, спокойного и сильного. Оно не поднималось до небес, выжигая тьму, а струилось рекой огня, и голос, который так уверенно и твердо говорил с Адемин, вдруг поперхнулся и отступил.

“Ты сможешь отомстить, – продолжал он, собравшись с силами. – Ты сделаешь так, что Рейвенар будет по-настоящему мучиться из-за того, что с тобой сделал. Только скажи, и я сейчас заставлю его пожирать собственные потроха. Одно твое слово – и он превратится в свинью, и мы зажарим его на шампурах, и славно пообедаем! Просто разожми руку!”

Поток усилился. Он двигался сквозь плоть, распирая ее и растягивая. Адемин опустила глаза и вдруг увидела, что оторвалась от земли. Все они оторвались от земли и парили над булыжниками мостовой, и сияющие нити скользили под ногами огненными змеями.

Змеи были везде. Пошел прорыв – то, что раньше было искрой, обрело плоть, проскользнув в материальный мир. Змеи, змеи, змеи – они текли, свиваясь клубками и распрямляясь, и Динграсс взвизгнула и метнула один из артефактов.

Запахло горелым. Змеи с шипением отпрянули от них – теперь все стояли в огромном черном кругу, и извивающиеся твари скользили по его границе, не смея ее пересечь.

Рассвет начал окутываться тьмой. Солнце отпрянуло, утекло за горизонт в напрасной попытке спастись.

“Разожми руку! – голос теперь не просил, а приказывал. – Выпусти их, они ведь даже не люди! Просто сгустки чар, порождение чужой крови и колдовства! Разожми руку, сучка, и прими нас, пока мы не набились в твою утробу!”

Адемин зажмурилась. Сильнее стиснула пальцы Эрика и Рейвенара.

Магия текла сквозь нее, и она сама была магией. Частицей той силы, которая запечатывала тьму в бескрайних пещерах на изнанке мира.

“Рейвенар”, – подумала Адемин, и стало совсем темно.

 

***

Рейвенар так и не понял, как все началось. Просто увидел золотое змеиное тело, которое выступило из темноты, и вдруг осознал, что через него уже некоторое время струится энергетический поток, что не позволял змею окончательно выползти в мир.

Адемин усиливала его, превращая нити чар в ручьи. Эрик поддерживал. Рейвенар подумал о них с теплом и любовью и решил: как только все это закончится, он заберет их и уедет. Мир велик, а у него достаточно денег, чтобы поселиться в любом его краю.

Жить – и больше никогда не слышать о Моргане, магии и существах, которых она способна породить.

Поток шел – он раздувал тело, отрывая его от земли. Если бы эта мощь не делилась на троих, то Рейвенара уже разорвало бы. Он посмотрел на Адемин – ее голова безжизненно свесилась к плечу, глаза были закрыты, а губы дрожали, что-то шепча.

Что она слышала? Что говорили ей все эти змеи, вестники и глашатаи огромного чудовища, что поднялось головой до звезд? Тьма сияла золотом, тьма шла, чтобы поглотить живое и пировать на его обломках.

Рейвенар впервые в жизни поблагодарил Моргана за то, что король создал его именно таким. Создал личное чудовище, которое должно было броситься и перегрызть шею другого монстра.

“Простите меня”, – подумал Рейвенар, обращаясь ко всем, кто испытал боль от его руки. Все они сейчас собрались в хрупкой фигурке Адемин – Рейвенар смотрел на жену и видел всех, кто прошел через Зал Покоя, и молил их о прощении, раскаиваясь так горячо и искренне, что сердце почти лопалось от боли.

“Раскаяться мало, – сказал внутренний голос. – Свой грех нужно искупить не словами, а делами”.

“Согласен, – подумал Рейвенар. – Я постараюсь спасти мир”.

И он усилил поток – сияние ударило в золотую змеиную чешую, выбивая сверкающие пластинки, и по лицу хлестнул смрадный ветер. Динграсс, которая отбивалась от мелких змей, прицельно швыряя в них артефакты, замерла, с восхищенным торжеством глядя, как извивается гадина, как от черного провала в ее теле поднимается дым. Рейвенар сжал руку Адемин и услышал голос:

“Я дам тебе три чуда”.

Змей повел головой и посмотрел ему в глаза – там бурлила такая сила и ярость, что Рейвенар едва не отвел