По ту сторону тьмы (СИ) - Марика Полански

Я вяло пошевелилась. Затёкшие мышцы заныли, а запястья обожгли верёвки, стянувшие руки за спиной.

«Ну, конечно, классика жанра», — еле ворочая языком, пробормотала Мира. Комочек сжался за грудиной, точно силился что-то сделать, но попытки не увенчались успехом. — «Лада, у меня не получается накинуть защитный кокон. Такое чувство, что этот негодяй связал не только тебя, но и меня. У меня нет сил».

«Где мы?»

«Без понятия. Однако воняет затхлостью и пылью. А, значит, или в подвале, или в заброшенном доме».

— Как я здесь оказалась? — прохрипела я. Стакан прохладной воды сейчас пришёлся бы как нельзя кстати.

Дядя Слав смотрел на меня, как учёный на подопытную мышь — с интересом и отчуждённой брезгливостью. Закралась мысль, что библиотекарь также внимательно вглядывался в лица тех, кого убивал. С тем же пронизывающим холодом и едва уловимой насмешкой на губах.

— Ну как же? — негромко ответил он. Его голос казался далёким, едва пробивающимся сквозь пелену дурмана. — Ты сама пришла. Просила спрятать тебя от тирана-мужа. Разве не помнишь?

Я медленно покачала головой из стороны в сторону. Я помнила бал, лавочку в володарской оранжерее и то, что на ней произошло. Вспомнила, Риваана, который почти что объяснился в любви. В памяти всплывали обрывки из разговора с профессором Антгольцем, который оказался не совсем профессором. Да и не совсем человеком. Но как пришла к библиотекарю, так и не смогла вспомнить.  К н и г о е д . н е т

— Нет, — заплетаясь, призналась я.

— О! Ты сказала, что ведьмолов, вернувшись из Отдела, обвинил тебя в убийствах и умышленном подрыве вокзала. Тебе чудом удалось сбежать от него. Примчалась в слезах. Пришлось тебя отпаивать чаем. Но, кажется, я слегка переборщил с лунникой… Что ж, не беда.

— Правда?

Я приподняла голову и оглядела себя. Домашний шелковый халат, изящные тапочки с опушкой. Рыжие волосы свисали непослушными прядями перед лицом. Надо же! Прокля́тый ведьмолов напугал до такой степени, что я бежала через весь город, забыв о правилах приличия! Интересно, сколько людей успело рассмотреть меня в таком неприглядном виде?

«Лада, нас собираются убить, а ты думаешь о том, насколько мы опозорились?» — едко отозвалась Мира. Даже одурманенная она не упустила возможности бросить шпильку. — «Это, конечно же, не голубой саван, но тоже подойдёт».

Я услышала со стороны свой голос. Осипший, дрожащий, он казался совершенно чужим, будто и не принадлежал мне вовсе.

— Вы же не убьёте нас?

Дядя Слав мягко улыбнулся. Трогательная, сочувственная нежность, промелькнувшая в посеревших чертах, отозвалась холодом, разлившемся в животе.

— Нет, — ответил он и негромко добавил: — Пока нет.

Шершавые пальцы легонько скользнули по моей щеке. В простом жесте было столько интимного, что я скривилась от отвращения.

Библиотекарь убрал руку и резко поднялся.

Пёстрые уродливые пятна, постепенно обретали очертания: каменные стены, исчерченные светящимися фиолетовыми значками, огромный грубо оттёсанный стол с кругами рун и магических символов. В нишах стен подрагивали оранжевые язычки толстых свечей. Рядом со столом стоял ещё один. В колбах противно булькала фиолетовая жидкость. Между склянок лежала кожаная маска с круглыми стёклами очков. Перепутанные между собой бесчисленные трубки соединяли её с одной из колб. Настольный артефакт расплескивая жёлтые мазки света по почерневшим от времени кирпичам.

Дядя Слав подошёл к столу. Я услышала тихий лязг металла, наблюдая, как стариковские руки с невероятной быстротой и плавностью раскладывают предметы. В полумраке мелькнул холодный отблеск скальпель.

К горлу подкатил мерзкий комок тошноты. Пальцы непроизвольно вцепились в верёвки в бессмысленной попытке разорвать их. Я шумно втянула воздух ноздрями.

Библиотекарь искоса бросил на меня взгляд и принялся закатывать рукава рубашки.

— Обычно я не люблю кровь, — произнёс он задумчиво и ласково провёл подушечкой большого пальца по кромке лезвия, определяя остроту. — Ненужная жестокость всегда вызывала у меня отвращение. Не в пример твоему мужу, которому доставляет удовольствие измываться над своими жертвами.

Потом повернулся, прислонился к столу спиной и бережно опустил скальпель на столешницу. Каждое движение отдавалось нарочитой медлительностью. Мерзавцу нравилось видеть ужас на моём лице.

Это разозлило меня едва ли не больше, чем собственная беспомощность.

— Если вы думаете, что лучшее Наагшура, то очень круто ошибаетесь, — зло прошипела я. — В отличие от него, у вас кишка тонка напада́ть на тех, кто сильнее. Да вы просто мерзкий двуличный трус. И мы оба прекрасно понимаем, что вы не сможете выстоять один на один с Ривааном. Ведьмолов — не шлюха в борделе, которую можно задушить. И не учёная девушка, которая ничего тяжелее учебника по прикладной артефакторике в руках не держала.

Дядя Слав цокнул языком, насмешливо склонил голову набок, а затем расхохотался. В блёклых глазах отразилось лихорадочный блеск безумия. — Какая смелость, Лада! Я поистине восхищен вашей стойкостью. Находясь в этом подвале, — он обвёл взглядом комнату, — люди впадали в отчаянье. Каялись в грехах, рыдали, предлагали деньги. Некоторые даже просили, чтобы я заботился об их цветах или домашних любимцах. Люди вообще странно себя ведут, когда сталкиваются лицом со смертью. Они удивляются, будто не знают, что смертны, — он резко замолчал, а потом спокойно добавил: — А ведь в чём-то мы с тобой похожи, Лада.

— Мы с вами? Похожи? Да мы с вами похожи, как блин и луна!

Дядя Слав усмехнулся. Лёгким движением ноги он вытянул из-под стола с колбами табурет и поставил напротив меня. Потом тяжело опустился и, облокотившись руками о колени, наклонился так, что наши глаза оказались на одном уровне.

— Скажи, Лада, каково это — убивать священного оленя? Видеть его каждую ночь во снах и следовать за ним туда, в темноту собственных страхов, м? — он прищурился, наклонил голову набок и вдруг совершенно по-издевательски улыбнулся: — А-а-а, конечно! Как же я сразу не догадался… Мира же ведь тебе не сказала, верно? Не сказала, кто виноват в смерти друга твоего отца.

Негодяю мало было просто убить. Ему нравилось мучить воспоминаниями, которые я стремилась забыть. Стереть из своей памяти, чтобы не осталось и следа.

Библиотекарь небрежно всплеснул руками, подавшись назад, выпрямился.

— Видишь ли, наше подсознание — великая вещь. Настоящее чудо, созданное богами. Оно всё хранит и никогда ничего не забывает… Тот человек действительно заслуживал смерти. Он был больше, сильнее. И воспользовался своим положением. Кто бы поверил ребёнку, в котором проснулась вторая Душа? Ведьморожденные — они же зло. Лживы и изворотливы. Таково их естество. Как природа человека — бояться всего необъяснимого.

— Вы несёте нелепицу!

— Правда? — его голос стал мягче, вкрадчивее. — Тогда