Путь попаданки. Книга 1 - Инесса Иванова

пришлось: уже через минуту меня поставили на ноги где-то в лесу возле ворот, за которыми скрывались три дома. Я ведь отсюда и сбежала ещё утром.

— Гранда, вам туда, — пробасил Хьюго. — Не спрашивайте меня, как, это вот донна скажет.

Великан выглядел обескураженным. Немного с опаской смотрела на донну Луису, потерявшую в пылу бегства шляпку. Теперь она снова выглядела вдовой, оказывающей герцогу, своему покровителю, некие услуги. Вероятно, вот такие.

— Это моя магия, ваше величество. Она безвредна, только хватает её ненадолго, но я ей долго не пользовалась. Пригодилось. Вы не пострадали?

— Нет, наверное, — ответила я, оглядывая своё поблёкшее одеяние. Платье донны тоже полиняло. — У вас, донна да Висанна прелюбопытная способность. Вы умеете раскрывать магические коридоры?

— Умею, ваше величество, да простите меня за это!

Магические коридоры, как я знала из памяти Бланки, редкая, но светлая магия. Если объекты находятся друг от друга недалеко, то возможно на мгновение соединить их напрямую. Требовались усилия, часто таким способом путешествовать не станешь.

И делать это возможно не чаще раза в несколько лет. Светлые маги не имели достаточно магического резерва, чтобы сделать такой способ путешествия обыденным.

Луиса поклонилась и задрожала. Посерела лицом, пошатнулась, я даже протянула ей руку, чтобы донна не рухнула на землю.

— Спасибо, ваше величество, вы так добры.

— Я о ней позабочусь, вас ждёт хозяин, — напомнил Хьюго, указав головой на открытые ворота.

По его обезображенной ожогом щеке прошла судорога. Значит, герцог изволит сердиться. Впрочем, ничего удивительного.

Я обманула его, снова доверилась мошенникам.

Но смогу всё объяснить, тем более моя вылазка была небесполезной. Я разузнала кое-что важное, о том и скажу герцогу.

Если он позволит мне говорить.

Я нашла его в той самой комнате, которая служила мне убежищем в прошлую ночь. Он был один.

Глава 44

Герцог стоял, повернувшись лицом к окну, заложив руки за спину. Не повернулся, когда скрипнула дверь.

Я видела, как напряжена его спина и шея. Я чувствовала, что ему не терпится высказать мне всё, что наболело, и я боялась. А он смаковал мой страх. Он его ощущал, как дикий зверь чует добычу, даже когда не видит её.

Знает, что никуда она не денется, можно и подождать. Понаблюдать за её растущим страхом, её надеждой вырваться из силков, из его лап.

— Ваше сиятельство, благодарю вас за помощь, — пролепетала я как ни в чём не бывало остановившись у порога. Больно грозным был его профиль!

А потом вспомнила, что Бланка — королева. Значит, не обязана ни перед кем отчитываться.

Как говорил другой настоящий король, правящий в другую эпоху и в другой стране: «Я так решил, и этого вам достаточно».

— Я узнала важные сведения. Правда, пришлось ставить свои вещи там, в том числе и ваш подарок. Он был мне очень дорог.

Сделала один шаг вглубь комнаты, но герцог делал вид, что меня нет. Даже услышав о потери подаренных мне часов, не шелохнулся.

Тогда я прошла к столу, налила себе из стоя́щего на нём графина, воды в чистую кружку, и выпила залпом. Кажется, мне полегчало, это придало сил.

— Вы выяснили, кто стоял за поджогом и попытками причинить мне вред?

— Подойдите сюда, ваша милость, и посмотрите сами.

Наверное, я купилась на мягкость в его тоне. Кажется, он и сам был рад, что я вернулась целой и невредимой.

На минуту у меня мелькнула надежда, что мне простят эту глупую выходку, я подошла к нему, встала рядом, чтобы посмотреть на то, на что он указывает. И увидела Ирен, спорящую с Фабией на заднем дворе. Слов было неслышно, окна в столь жаркий час были закрыты, чтобы не впускать жару.

— Это невозможно. Моя молочная сестра отдала бы за меня жизнь, — успела возразить я, как герцог оказался за спиной и крепко сжал мои плечи, что я вздрогнула.

Кровь прилила к щекам, но я старалась не выказать страха. Не дождётся, пусть считает, что я настолько безрассудна, что не боюсь его! Или что за меня есть кому заступиться!

— За вас многие готовы отдать жизнь, ваше величество, и это для вас ничего не значит. Вы это не цените, хотя считаете себя лучше и чище Марии Тавора.

Я чувствовала его дыхание на своей щеке. Была хрупкой восковой фигурой в его твёрдых руках и не собиралась делать попыток освободиться. Пусть держит, лишь бы помог!

Пусть говорит что хочет. Я устала от бесконечной дороги, на каждой развилке она расстраивалась, и так до бесконечности! Я уже не понимала, бреду ли в правильном направлении. Иду ли к своей цели или к цели герцога, играющего со мной, как с ценной, но марионеткой.

— Я ценю.

— Разве? Я же просил вас оставаться здесь!

Лучше бы он кричал на меня! А не говорил так спокойно, так холодно, что я стала замерзать от его прикосновений. Или от холодной воды, выпитой залпом пару минут назад.

Или оттого что мы оказались так близко друг от друга, вели при этом обнажённые разговоры, в которых сделались равными. Больше никакие титулы не стояли между нами. Не сейчас.

И каждое его слово ложилось на кожу каплями горячего воска, причиняющими боль.

— Вы слышите меня? Вы снова поступили своенравно, как маленькая девочка, считающая, что лес — подходящее место для игр, и что все хищники похожи на её домашнего пса. И что в итоге? Я вытащил вас из лап очередного чудовища, а вы снова этого даже не поняли.

Он аккуратно развернул меня к себе и аккуратно снял мой платок, покрывающий голову.

— А то у меня ощущение, что я разговариваю с монахиней. Вы же хотите сражаться, ваша милость? Или уже растеряли боевой дух?

Герцог смотрел на меня, одновременно избегая прямого взгляда в глаза. Он осторожно касался моих волос, освободил от платка, роняя заколки, крепящее его к волосам, на пол, словно не замечая их тихого позвякивания. А я молчала, зачарованная его голосом и взглядом большой кошки, играющей с мышкой.

Я была в его руках, в его власти. Он казался злым волшебником, погружающим Спящую красавицу в сон, чтобы однажды она смогла проснуться. А пока не время. Пока девица не понимает своего блага, тогда пусть спит. И сон её будет для всех похож на смерть.

В этот момент я перестала быть Олей, а слилась с душой королевы. Вернее, с её обрывочными воспоминаниями. Её страхи сделались моими, а руки, спускавшиеся по шее к плечам, были руками демиурга,