Алисия Дэй - Предательство Атлантиды

— Они возвращались в Атлантиду примерно раз в несколько недель, а то и в несколько месяцев. Я не знаю. Время течет, конечно, по-другому когда ты ребенок. Мы ждали, пока все в деревне засыпали, а затем мой отец или мать призывали портал.

Он горько рассмеялся и провел рукой по волосам.

— Портал всегда откликался на их зов. Возможно, даже он считает меня испорченным.

Фиона обняла его рукой за талию и прижалась щекой к его спине.

— Нет. Ты не такой. Во всяком случае ты не похож на того мужчину, которого я успела так хорошо изучить за столь недолгое время. Ты удивительный. Я не могу поверить, что ты выполнял свои обязанности, защищал нас так долго, хотя в твоем сердце было столько боли.

Он мягко провел по тыльной стороне ее руки, всего лишь на мгновение; он все еще не мог вытерпеть ее прикосновение. Не сейчас, когда рассказывает эту историю. Кристоф отошел от Фионы.

— Этому суждено было случиться. Однажды утром одна из деревенских женщин зашла, чтобы поговорить о чем-то с моей матерью. Вероятно, о каком-то швейных посиделках. Я помню, что мама всегда любила такие сборища. — Кристоф слегка улыбнулся, думая о полузабытом и неясном воспоминании о том, как засыпал в ногах у матери, дергал ее за юбку, пока она шила какую-то одежду ему или отцу. Ей нравилось напевать за шитьем. Это ему тоже запомнилось.

Поэтому, наверное, сам Кристоф не пел никогда.

— Эта невежественная женщина вошла в ту минуту, как мы прошли в дом через портал. Она убежала, крича, будто сам дьявол гнался за ней по пятам. Мои родители понимали, что все кончено, так что поспешно собрали свои немногочисленные пожитки, но… — Мужчина согнулся от боли, которая не притупилась даже за столько лет.

— Кристоф? Что такое?

— Это я виноват. Я убил их.

Фиона обняла его, сжав покрепче, когда атлантиец попытался вырваться.

— Нет. Тс. Сейчас моя очередь. Позволь мне успокоить тебя.

Он яростно покачал головой, дрожа всем телом в ее объятиях.

— Я не могу…

— Разреши мне быть сильной на этот раз? Да, ты сможешь. И я твоя должница.

Она гладила его по спине и бормотала успокаивающие слова также, как он разговаривал с ней в душе. Когда его дыхание вернулось в норму, она позволила ему высвободиться из ее объятий. Фиона поцеловала его щеку прежде, чем ему удалось отойти от нее подальше.

— Я убежал. На поля, чтобы поиграть или по какой-то другой причине. Они звали меня, и я думал, что это часть игры, поэтому спрятался у сарая. Я помню, как мою голову грело солнце, а затем ничего, пока меня не разбудил громкие крики.

— Твои родители? — Фиона не знала, хотела ли услышать ответ на своей вопрос; по правде говоря, девушка думала, что прекрасно бы обошлась без этих сведений. Но она сознавала, что Кристоф должен был рассказать свою историю, поэтому Фиона обязана, по меньшей мере, набраться храбрости и выслушать его.

— Они привели шерифа. Или судью. Или как там называли в то время стража порядка. Но этот мужчина не был человеком и представителем закона. Он был фэйри. Неблагого двора. Этот ублюдок убил моих родителей. — Воин стукнул кулаком по ладони. Его лицо помрачнело, а тело одеревенело, полное желанием отмстить. Он внезапно стал выше и шире. Из глаз исходило сияние. Они были не нежными сине-зелеными, как энергетические сферы, а алые, напоминающие огонь и возмездие.

Ей самой была знакома жажда мщения.

— Он и его помощники вытащили моих родителей из дома. Затем они отослали прочь сельских жителей. Я помню, как они ушли. Было так странно, потому что они прибежали с криками на поляну у нашего дома, а расходились в полном молчании. Понимаешь, они знали. Я лишь потом осознал, что они знали.

Фиона не хотела спрашивать; даже следующий вздох не был так необходим для нее, как незнание, но она сознавала, что должна уточнить:

— Что они знали?

— Они знали, что эти душегубы были фэйри, и что они убьют моих родителей. Они не хотели этого признавать, поэтому бежали, но они знали.

Он тяжело рухнул на ее кровать, а темно-красное пламя исчезло из глаз.

— А я наблюдал, понимаешь? Я никогда не говорил никому, но я все видел. Воины, которые прибыли забрать меня (им понадобилось больше года, чтобы найти меня), сказали, что мои родители отправились в Летние земли. В Силверглен, где эльфы танцевали, а животные говорили, и все существа всегда жили в мире и гармонии.

— Они лгали? Как они могли? Кто это был? Я хотела бы переговорить с теми мужчинами, — заявила Фиона, кладя руки, сжатые в кулаки, на бедра.

Он слегка улыбнулся ей, ободряя ее, помогая выслушать эту ужасную историю.

— Ты такая решительная, mi amara. И все ради меня. Я действительно самый везучий из мужчин.

— Они утверждали, что твои родители бросили тебя, — прошептала она. — Жестоко говорить подобное ребенку. Уж поверь мне, я знаю.

— Нет, их слова не имели никакого значения, — признался Кристоф, качая головой. — Я знал, что произошло на самом деле. Фэйри высосал жизненную силу из моих родителей, пока моя мать и отец не превратились в пыль на земляном полу нашего сарая. Прах к праху. Конечно, символизм происходящего трудно понять четырехлетнему малышу.

— Что ты сделал? — Фиона стала на колени у его ног и накрыла его кулаки своими руками.

— Что я мог сделать? Я был испуганным маленьким мальчиком. Я не сдержался и описался. По сей день помню, как мне стало стыдно, что мой отец узнает, что я намочил штаны. Потом я свернулся в клубок и закрыл глаза, желая, как только мог, чтобы это был просто кошмар, и мы все еще жили в Атлантиде с моими бабушкой и дедушкой.

Горячие слезы потекли по ее лицу, и Кристоф провел по ним пальцем.

— Не плачь обо мне, принцесса. Это случилось очень давно, еще до рождения твоего пра-пра-пра-дедушки.

— Если не я, то кто? — Девушка наклонилась вперед и обняла атлантийца руками за талию, устроила свою голову на его коленях. — Я думаю, что я заслужила право поплакать за того мальчишку.

— Прости меня. Я не хотел, чтобы у тебя от горя разрывалось сердце, — извинился он и вдруг понял, что в самом деле так считает. Он заботился больше о том, чтобы избавить ее от страданий, чем о том облегчении, которое сам бы испытал, поделившись своей историей.

Возможно, это его первый самоотверженный порыв за столетия.

Боги определенно смеялись над ним теперь.

— Что произошло с тобой потом?

Кристоф глубоко вздохнул.

— Я, должно быть, заснул. Когда я проснулся, женщина, которая увидела нас тем утром, смотрела на меня. Она скривилась и стала похожа на чудовище. Когда я открыл глаза, она закричала.

— На малыша? Что она делала?