Дженнифер Арминтраут - Жаркий поцелуй

Его глаза потемнели.

— Ты сделала то, что должна была. Ты не виновата в случившемся. Ты меня поняла? Он… причинил тебе боль. Этот ублюдок заслужил смерть.

На это я ничего не ответила, и Рот осторожно провел полотенцем по моему лбу. Он вытирал меня бережно и тщательно. Напряжение оставило его, он перестал сжимать зубы, играя желваками, и его зрачки медленно, но верно становились нормальными.

Рот снова ушел в ванную и вернулся с чистым полотенцем.

— Насколько все плохо? — спросила я, прерывая невыносимую тишину.

Рот улыбнулся, впервые с тех пор, как нашел меня у домика на дереве.

— Не так плохо, как могло бы быть. У тебя разбита губа, на скуле и здесь… — он провел подушечками пальцев по моей брови, — будут те еще синяки. Ты крепче, чем кажешься.

Я должна была бы чувствовать облегчение, но нет, я все еще ощущала руки Петра на себе и видела его тем, каким он стал после того, как я выпила его душу. Рот мягко потянул за края моего пледа, и я напряглась.

— Что ты делаешь?

— Хочу тебя осмотреть.

— Нет. — Я уклонилась. Возникло ощущение, что стены смыкаются вокруг меня. — Я в порядке.

— Я не причиню тебе боли. — Рот осторожно положил ладонь мне на плечо, но я все равно вздрогнула — руку прострелило. В его глазах появилась жесткость. — Ты позволишь мне себя осмотреть. Я не причиню тебе боли. Обещаю.

Казалось, я целую вечность смотрела на него, затем кивнула и выпустила из пальцев покрывало. Рот не ждал, пока я передумаю. Стянув покрывало с моих плеч, он резко вздохнул. Мне захотелось снова укрыться пледом. Рот сдвинул разодранную кофту, обнажая мою шею.

— Он поцарапал тебя, — спустя несколько секунд проговорил Рот. — Он сделал это в своей истинной форме?

— Нет. — Я открыла глаза. — Он обратился после того, как я вытянула из него душу.

Прежде чем Рот успел ответить, я почувствовала, как моей лодыжки коснулось что-то мягкое и теплое, и с удивлением глянула вниз. Маленький белый котенок таращился на меня синими как небо глазищами.

— Котенок?

— Да, котенок.

Потрясенная наличием у Рота столь очаровательного существа и не обращая внимания на легкое головокружение, я потянулась к крохотному пушистому комочку. Он тихо заурчал, как будто кто-то завел моторчик. Из-под кровати выскочил еще один котенок. Черный, мохнатый, такого же размера, как первый, он пригнулся, подполз поближе и прыгнул на спину белого. Они сцепились, катаясь, шипя и лупя друг друга лапками.

Я взглянула на Рота.

— У тебя их два?

Помотав головой, он указал в изголовье кровати.

— Три.

Из-за угла подушки выглянул третий — черно-белый — котенок. Он подбежал ко мне и махнул лапкой, зацепив мои пальцы удивительно острыми коготками.

— Не могу поверить, что у тебя есть котята. — Я пошевелила пальцами, и черно-белый малыш вытянулся, чтобы до них достать. — Как их зовут?

— Этого — Фьюри.[17] Белого — Нитро,[18] черного — Тор.[19]

— Ты шутишь? Громадную змею назвал Бэмби, а этих пушистиков наградил такими именами?

Рот наклонился и чмокнул меня в плечо, да так быстро, что я и глазом не успела моргнуть.

— В зле есть своя прелесть, — сказал он. — И, не забывай, внешность бывает обманчива.

Я погладила котенка по пушистой головке.

— Я бы не сделала этого, если бы…

Фьюри впился в мою ладонь зубами и когтями. Вскрикнув, я отдернула руку, но мелкий вампиреныш повис на ней извивающимся клубком.

Рот осторожно отцепил пушистый комок от моей ладони.

— Плохая киса, — побранил он его и сунул к братьям.

Я некоторое время оторопело глазела на демонического пушистика, преспокойно слизывающего мою кровь со своих когтей, затем перевела взгляд на Рота.

— Не понимаю.

— Они не всегда на вид такие лапочки. Если их спровоцировать, то они сильно вырастут, но дьявольские порождения боятся их даже в этой форме, — объяснил Рот.

Белый котенок запрыгнул на постель, потянулся и зевнул. Он глядел на меня так, словно не понимал, что я вообще здесь делаю.

Взяв мою руку, Рот поднес пораненный палец к своим губам и поцеловал его, вновь удивив меня этим.

— У тебя все будет хорошо.

На глаза навернулись слезы.

— Что… что мне теперь делать? Я забрала душу — чистую душу.

— Все будет хорошо, — повторил Рот, сев рядом.

У меня вырвался сдавленный смешок.

— Ты не понимаешь. Мне нельзя… поглощать души. В какой бы ситуации я ни находилась.

— Не беспокойся об этом, — спокойно сказал Рот. — Я все улажу.

Мне очень хотелось верить ему, но я не видела ни единой возможности все это как-либо уладить. Сделанного не воротишь.

Подняв руку, Рот коснулся ладонью моей неповрежденной щеки — другая словно горела в огне.

— Все образуется. Обязательно. — Он на секунду умолк. — Смотри, к тебе кое-кто пришел под бочок.

Я опустила взгляд. Глядя на меня синими глазищами, о мое бедро потерся белый котенок. Мне хотелось взять его и прижать к себе, но я дорожила своими пальцами.

Малыш снова потерся о меня, словно проверял, осмелюсь ли я его погладить. От нахлынувших эмоций сжало горло, и я вдруг осознала, что даже должным образом не поблагодарила Рота.

— Почему ты мне помогаешь? То есть, спасибо тебе… я никогда не смогу отблагодарить тебя за то, что ты так вовремя пришел мне на помощь… просто… — Просто у меня не укладывалось в голове: как такое возможно, чтобы демон спас меня от Стража?

Опустив руку, Рот пожал плечами:

— Я на многое способен, Лейла. Но даже я не перейду определенные границы.

Повисла тишина, и Рот снова занялся обработкой моих ссадин и ушибов. У него здорово это получалось — заботиться о ком-то. Сомневаюсь, что он научился этому в Аду.

Закончив, он дал мне свои спортивные штаны и футболку. Направляясь в его ванную, я чувствовала боль и неловкость. Там я уставилась на свое отражение в зеркале. Казавшиеся больше обычного глаза приняли интенсивно-серый, почти темный, оттенок. На правой скуле образовался фиолетовый синяк, еще один под стать ему наметился у самой линии волос. Кожа там была рассечена, но швы вряд ли понадобятся. Губа выглядела так, словно мне неудачно вкололи ботокс.

Я разделась, морщась больше от вида покрывающих плечи и грудь синих и светло-фиолетовых пятен, чем от боли. Три глубоких разреза, каждый длиной сантиметров в десять, шли по горлу до самой груди — отметины, оставленные когтями Петра.

Я быстро переоделась, не в силах дольше на себя смотреть.

Когда я вернулась в комнату, Рот стоял у окна. Развернувшись, он попытался выдать свою фирменную усмешку.