В самом Сердце Стужи. Том IV - Александр Якубович

после конфискации имущества Легеров, и насколько проще эта сумма звучит сейчас. Нет, шестьдесят фунтов это все еще огромные деньги, но только в ларцах Фитца оказалось серебра на двести пятьдесят серебряных фунтов, еще сотня фунтов векселями, а золотые монеты мы отложили в сторону — такие вещи лучше обменивать в столице или крупных городах, а не в пограничье.

Гобелены Фитца мне не особо понравились — слишком яркие и безвкусные, будто бы единственная их задача была показать, как много они стоили — так что эти вещи мы раздали почти в полном объеме. А вот значительную часть замковой мебели и большую часть арсенала Фитца Виктор оставил себе. Тем более, каждый из бойцов еще в Атритале мог присмотреть для себя меч, копье или новую кольчугу из запасов южного соседа, но выяснилось, что следили за оружием намного внимательнее в Херцкальте, а не в сытом Атритале. Почти все трофеи, которые поселились в арсенальной комнате, требовали серьезной чистки или ремонта, что встанет нам в немалую сумму в будущем, но опять же, как сказал Виктор, это обеспечит кузнеца и дружинников работой в зимний период. Сейчас же этим заниматься никто не планировал — кузнечные горны не остывали ни на минуту, а мастера без конца ковали подковы, гвозди, всякие железные хомуты и прочую оснастку для инструмента, которая требовалась нашим землеробам.

Не сказать, что заказы эти были сложные — совершенно нет — но объемы работ были такими, что кузнецы буквально жили у своих наковален. Ведь кроме обычных заказов от крестьян был еще и проект мельницы, строительство которой начал Виктор и которая требовала массу кузнечных деталей на всех этапах.

Раньше мельница вытягивала из нас все соки, и Виктор с тревогой ждал вестей от Ларса и Хильды. Как идет торговля? Сумели ли молодые Морделы привлечь внимание скучающих столичных повес? Хватит ли у нас серебра закончить строительство в этом году? Только деньги от продажи консервов смогли бы заткнуть брешь в нашей казне без необходимости влезать в кабальные купеческие займы.

Но правду говорят, человеку война — беда, а наемнику — мать родна.

На глупой попытке Фитца унизить моего мужа мы получили только наличным серебром и векселями семь тысяч монет. К этому стоит присовокупить казну атритальской купеческой гильдии, которую мы не могли тратить напрямую, но которую теперь контролировали полностью — это еще сотня серебряных фунтов. Ну и конечно же кони, оружие, телеги, ткани, гобелены, мебель, свечи… Все, что наживали поколения Фитцев стало имуществом Гроссов. Мы даже заполучили десяток крепостных — и не больных или забитых селян, а крепких и умелых мужчин, взятых в плен, а взамен пришлось уплатить здоровьем Арчибальда и двух его сопровождающих. Но даже тут потери были не столь велики — Виктор уже думал над тем, какую пожизненную непыльную, но полезную работу определить увечным бойцам, а старое место Арчибальда и вовсе осталось за заместителем. Осталось только дождаться, когда он выйдет из своей комнаты и приступит к работе.

Помогала я с тканями мужу не просто так. Так как Петер был частью дружины во время похода, приказ моего мужа о разделе трофеев касался и нашего препозитора. Так что я не просто мозолила глаза Виктору, перекидываясь с супругом редкими фразами, но и подбирала отрезы, с которыми планировала отправиться к нашему белокурому жрецу.

У Храма был четкий перечень того, какие ткани и цвета могли носить жрецы, дабы все служители Алдира выглядели примерно одинаково и не стремились к ненужной роскоши. Запрет этот был смешным, потому что его давно научились обходить хотя бы через шитье подрясников из лучших шерстяных тканей, не говоря уже о дорогой выделке цепей, посохов и прочих украшений, которые были положены жрецам, но вот внешний вид служители Храма соблюдали строго.

На нашу удачу подходящие отрезы и по материалу, и по длине — а Петер был крайне объемным жрецом с выкройками, как на попону для коня! — в трофеях все же обнаружились. Так что я, прихватив пару рулонов, в сопровождении Лили и одного из бойцов, отправилась в единственный храм Херцкальта. Нанести визит препозитору и передать часть его заслуженных трофеев.

Сей благовидный предлог позволит мне не только обсудить с Петером то, что случилось во время битвы, но и задать препозитору интересующий меня вопрос. Слова Виктора о том, что он был калекой, раскаленным гвоздем засели у меня в голове и я просто не могла отмахнуться от этого, как от какой-то оговорки. Ведь можно было бы подумать, что мой муж хотел сказать «будто бы это я сам стал калекой» вместо «будто бы это я опять стал калекой», ведь так? Но вот эта конструкция, это броское «опять», которое взялось в его речи совершенно неспроста, не давало мне покоя. Это не было оговоркой, в момент тяжелой задумчивости Виктор на самом деле сказал то, что думает.

Я уже сталкивалась с такими его состояниями. В моменты потрясений или наоборот, когда Виктор был сильно погружен в работу, он время от времени переходил на сорогский или вовсе использовал слова и термины, о которых я никогда не слышала за все девять жизней. Сегодня утром я аккуратно достала футляр с письмом и попробовала рассмотреть, что Виктор же зачеркнул в своем послании, но разобрать текст было просто невозможно. Вероятно, там были какие-то слова, которые не предназначались для моих глаз или которые я не могла понять.

И если я раньше намеренно решила закрывать глаза на странности, связанные с моим супругом, ведь что бы он ни скрывал, он был добр, заботлив и благороден в своих намерениях, то вот игнорировать столь откровенную несуразицу я просто была неспособна. Мой дух исследователя, который я взрастила в себе во время службы в Храме, требовал от меня разобраться, или хотя бы попытаться докопаться до истины.

Так что когда я встретилась с Петером, мне стоило больших усилий не перейти сразу к волнующей меня теме, а начать разговор издалека:

— Препозитор! Доброго дня!

Петер выглядел почти как обычно — все те же белые кудри, огромный живот и сияющая улыбка. Даже небесно-голубые глаза жреца, казалось, излучали свет и радость, но где-то на самом их дне виднелись волны подавленной тревоги. В последний раз я видела Петера таким, когда он только стал главой Храма и пытался угодить сразу нескольким жреческим фракциям, которые насели на нового лидера культа со всех сторон.

— Доброго дня, миледи, — жрец склонил голову, а после с интересом посмотрел на груз, который несла