Воля владыки. В твоих руках - Рия Радовская

По-настоящему ее жизнь в новом мире начиналась, наверное, только сейчас.

ГЛАВА 18

С утра сад был прекрасен и бодрил не хуже первого глотка кофе. Свежесть росы, аромат влажной травы и ночных фиалок, по-утреннему громкий щебет птиц. Может, потому владыка и велел накрыть завтрак на свежем воздухе?

Первый глоток кофе за предки знают сколько дней. Лин не спешила его делать, тем более что в крохотной чашечке на один глоток и было. Нюхала, оттягивая удовольствие и заранее зная, что удовольствие будет горьким не только в прямом смысле.

Эта чашечка, наконец-то разрешенная Лин, означала, что все заканчивается — вполне возможно, прямо сейчас, в эту самую минуту. Владыка допьет свой кофе, потреплет по волосам и скажет: «Вот ты и пережила свою первую течку». Может быть, спросит, что думает об этом она сама, а может, сразу отправит в сераль. Ему с этим посольством наверняка не до анх. Сколько на сон остается, пара часов в сутки?

— Ты видишь там что-то, чего не вижу я? — вместо этого спросил Асир. Придвинулся ближе, заглядывая в чашку Лин. — И где повод для такого уныния?

— А что там видите вы, владыка? — хотелось ткнуться лбом в плечо, может быть, лизнуть или хотя бы прихватить губами кожу, но Лин вместо этого подняла голову, вглядываясь в безмятежно спокойное лицо.

— Наверняка старый Зифрад увидел бы больше, но пески давно разъели его кости. Он жил в южной башне и лишь иногда спускался в покои моей матери. Они могли говорить часами. Мне было тогда мало лет, но я уже не боялся ни пустынных смерчей, ни диких зверогрызов. А вот Зифрада боялся. В его комнате всегда пахло травяным дымом, грелись на жаровне светящиеся камни, сушились птичьи кости и потроха. Зифрад тогда уже был почти глух, и я пробирался в башню до рассвета, залезал под кровать или прятался за ширмами и смотрел. Там было на что посмотреть, но Зифрад всегда меня находил. То ли по запаху, то ли благодаря своей странной магии. Он смотрел на меня и говорил непонятное, жаль, я не помню, что именно, зато помню собственный ужас, белую бороду почти до пола и глаза, которые видели гораздо больше, чем позволено смертному, хоть в человеке, хоть в кофейной гуще. Но я не обладаю его даром и в кофе вижу только кофе, а в тебе чую растерянность и сожаление.

— Я жалею, что течка кончилась. Было… совсем не так, как я ждала и боялась, — Лин поставила свой кофе, так и не отпив. — Я и представить не могла, как это… как хорошо. А теперь растеряна — потому что не знаю, что будет дальше. Вам ведь не до меня сейчас, я и так получила очень много, совести не хватит просить еще хотя бы день. Хотя бы ночь. Но я безумно не хочу уходить.

— Только день? Только ночь? — Асир задумчиво коснулся ее щеки, провел пальцами до подбородка. — Ты думаешь, завтра или через день что-то изменится? В тебе? Или во мне? Мы оба во дворце. Количество стен между нами минимально и преодолимо, если не станем строить новые. А мои желания не зависят от того, где именно ты находишься — здесь, в зверинце, в саду или серале. Так почему ты выглядишь так, будто прощаешься со мной?

Он был прав, но это была правота кродаха. Уж наверное, владыка не считал сераль тюрьмой для своих анх, но для Лин это была почти тюрьма. Ограниченные передвижения, зачастую с охраной, невозможность заниматься тем, что привыкла считать больше, чем просто работой. Навязанный круг общения. Никакого личного пространства. Надзиратели. Лин обхватила себя руками. Чем больше об этом думать, тем хуже все выглядит.

— Хватает и одной стены, владыка. Вы ведь сами говорили, вашим анхам запрещено приходить к вам без зова. Один раз я нарушила запрет, ни к чему хорошему это не привело. Нет, я не думаю, что завтра или через день что-то изменится. Но вы будете заняты делами более важными, чем неопытная анха, которой нравится быть с вами рядом.

— Я буду занят ими в любом случае, останешься ты здесь или где-то еще. И мы оба знаем, что дело было вовсе не в том, что ты влезла в окно. — Асир оставался серьезным, но интонации неуловимо изменились. — А в том, что случилось после этого. Еще ни одна анха не вламывалась вот так к владыке, наплевав на стены и замки. Жаль только, что причины твои были крайне далеки от желания близости.

— Да, — согласилась Лин, — жаль. А если бы, нет, просто «если». Если я не выдержу и вломлюсь к вам вот так… Нет, — она мотнула головой, отгоняя возникшую вдруг перед глазами картину: как влезает в окно спальни Асира с мыслью урвать если не близость, то хотя бы прикосновение, а там с владыкой Лалия или еще кто-нибудь. — Нет, нельзя так. Простите, я чушь несу. — «Совсем как Хесса тогда с Сардаром. Договорюсь сейчас».

Она схватила остывший кофе, глотнула сразу весь и зажмурилась от слишком яркой горечи.

— Мне не за что тебя прощать, но я хочу знать, с кем ты сейчас разговариваешь. С владыкой или с кродахом, которого хочешь. — Асир вдруг надавил на плечи, заставляя опрокинуться на подушки. Навис сверху, прижимая ладонью. Взгляд потяжелел, заходили желваки на скулах. — Здесь никого, кроме нас, нет, так объясни наконец и мне, и себе, кем ты себя считаешь — анхой, которая нуждается в постоянной заботе и покровительстве, или анхой, которой важно другое. Почему, когда я беру тебя, ты не выкрикиваешь все мои титулы и родовые имена, а сейчас ведешь себя как нищий у святилища или проситель в зале приемов? Я не могу понять, что происходит. Куда делась анха, которая дерзила мне со второй встречи и рисковала головой, защищая свою правду. Что мне сделать, чтобы ты вспомнила мое имя и перестала усаживать меня на трон даже здесь? Снова послать кого-то на смерть? Или заставить тебя кончить?

Лин замерла. Запах Асира сгустился, вынуждая подчиниться, прогнуться. Запах кродаха. Яркий, властный — он давил, а ее, наоборот, вдруг отпустило. Как будто свалилась с плеч какая-то другая тяжесть.

Она улыбнулась и закинула руки Асиру на шею.

— Заставь.

Тот дернул в стороны полы расшитого халата, одного из тех, что во время течки заменяли Лин памятную простыню, ухватил под колени, разводя ноги, и…

Какой же идиоткой она была… тогда, с Азизом.