В самом Сердце Стужи. Том III - Александр Якубович

железо в золото. Остальные жили, как их отцы и деды, не придумывая ничего нового.

Да, неплохо было бы оказаться в теле принца, но тогда бы я был замешан в большой политике, а это грязное дело. На самом деле мне намного больше по душе был этот далекий северный надел и моя молодая жена…

При взгляде на Эрен у меня внутри все замерло. Мы уже закончили с едой, и сейчас моя супруга задумчиво потягивала вино, сверля меня внимательным взглядом. Я же сидел над пустой тарелкой и витал в облаках, погруженный в размышления касательно будущих перспектив. Не знаю, сколько принесут мне сеялки, но даже если это будет две сотни серебра в год — это две сотни серебра из ниоткуда. Что уже крайне приятно.

Уже в постели Эрен, поджав руки к груди, тихо мне шепнула:

— Виктор, все будет хорошо.

— К чему вы это говорите? — удивился я.

— Вы очень напряжены сегодня, — прошептала девушка. — Я даже отсюда слышу, как у вас колотится сердце.

Тонкие пальцы Эрен коснулись моей рубашки в левой части груди. Неужели я и в самом деле так нервничаю?

Очень хотелось обнять девушку и прижать к себе, но оказалось, что Эрен права. Меня буквально колотило от нервного напряжения, и я боялся, что она могла неправильно понять мое состояние. Так что единственное, что я сделал, это легко коснулся губами лба жены — это стало для нас на самом деле уже повседневным ритуалом — и пожелал Эрен доброй ночи.

— Запрягай!

Команда, которую дал старший из крестьян по обработке барского надела, прозвучала как выстрел на старт. Я, мастер-кузнец, колесник с подмастерьями, даже пара бондарей пришли, ведь у них мы срочно брали доски на обшивку коробов для зерна и у них же выпрямляли перегородку для подачи, которая не позволяла семенам высыпаться мимо желоба.

К нашей узкой тележке с двумя торчащими из-под нее плужками подогнали молодого кастрированного бычка и споро запрягли в оглобли. Я подробно объяснил старшему общиннику, что нужно делать — поймать плугами центр борозды, которая осталась после вспашки, специальным рычагом, который регулировал высоту плужков, заглубиться минимум на указательный палец, после чего «пахать» так, будто бы перед тобой плуг, а не телега. Сразу же за спиной крестьянина, на двух косых оглоблях, лежала наша железная борона, которая должна была закрывать две полоски зерна в один проход.

Несколько раз мелкие плужки вырывались из земли, разок бычок, не чувствуя привычной нагрузки от плуга, выскочил из борозды и едва не перевернул сеялку, но уже через полчаса крестьяне — а в процессе участвовало еще пять мужиков, готовых в любой момент подсыпать зерна или поднять перевернувшуюся сеялку — приноровились. После чего вол с удивительной скоростью пошел по свежей пашне, а за ним оставалась узкая полоска засеянного и сразу же забороненного поля.

Но я уже видел — сеять мы будем намного быстрее, чем пахать. Потому что вол почти не уставал — просто размеренно шел по борозде, мужики тоже особо не суетились. Прикинули расход зерна да расставили мешки впереди пути животного, подсыпая семена в деревянные ящики прямо на ходу. При этом крестьяне о чем-то активно переговаривались и даже смеялись, что было необычно для общинников. Не знаю, радовались они тому, что теперь можно сеять и боронить одновременно, или же потешались над дурачком-бароном — мне было строго фиолетово. Ведь я точно знал, что так лучше и правильнее. Тем более, на разных участках поля мы попробуем разное заглубление, чтобы в один год еще и проверить, при какой конфигурации плуга достигается максимальная всхожесть. Сейчас на плужках стояли перекладины, которые не позволяли опустить его в землю глубже, чем полтора указательных пальца, это примерно четыре дюйма или десять сантиметров. Глубоковато, я думаю, сеять нужно на глубине сантиметров пяти, то есть в два дюйма. Но это надо выяснять опытным путем.

— Всемогущий Алдир… Работает! — выдохнул кузнец, пялясь на продукт собственного труда в действии.

Похожая реакция была и у колесника. От переполняющих его чувств он даже шапку снял, в которой гордо потел под уже припекающим весенним солнцем.

Меня же больше интересовали не они, а одинокая фигура, которая, как мне казалось, виднелась в одном из окон арсенала на третьем этаже замка. Именно из него было видно барское поле, и именно в нем мне последние десять минут чудился силуэт Эрен.

Она не пошла со мной на испытания, сказала, что пашня не женское дело, и осталась в замке, хотя я и звал ее с собой. Мне хотелось, чтобы она увидела то, что было создано и моими трудами за последние две недели, чтобы посмотрела, какие удивительные вещи ждут ее впереди. Я хотел бы разделить с ней этот момент, но понимал, что тащить силком жену с собой не стоит. И позволил ей остаться заниматься делами замка и документами.

С такого расстояния было невозможно рассмотреть, на самом ли деле в узком окне-бойнице стоит моя жена, или это просто мое воображение разыгралось, но я все же поднял руку и помахал. Просто потому что мне очень хотелось.

Глава 16

Эрен

Которую ночь кряду я лежала и просто наблюдала за спящим Виктором. Его безумная задумка телеги для сева подошла к концу. То, что он называл практическими испытаниями, прошло успешно и как минимум половина нашего поля будет засеяна с помощью этой странной телеги с маленькими плужками, которая, по словам моего мужа, должна была серьезно повысить урожай.

Я просила своего супруга засеять как можно больше земли, чтобы хоть как-то подготовить надел к грядущим бедам, но этот мужчина все равно все решил сделать по-своему. Мысль о том, что в южных житных районах могут заинтересоваться его сеялкой, оказалась одновременно и удивительной, и совершенно банальной. Странно, что я сама не смогла додуматься до такого исхода и, вместо того, чтобы спокойно заниматься делами последнюю неделю, боролась со всё нарастающим внутренним раздражением на мужа.

Слова Виктора же в очередной раз перевернули мое представление о том, как стоит вести дела. Конечно же, в подходах моего супруга было мало чести, а узнай мой отец о том, как его зять управляется с делами, вовсе бы потребовал у короля Эдуарда вычеркнуть мое имя из родового древа, куда я была внесена по его же прихоти. Чтобы уважаемая семья Фиано не имела ничего общего с этими бесчестными дельцами Гроссами.

Но пока