Госпожа зельевар - Лариса Петровичева

той, которая легко и непринужденно снова сделала меня человеком…

– Роб?

– Да? – я надел пижаму, выглянул из-за дверцы шкафа: Делла приподнялась на локте, смотрела на меня… как-то странно. Непривычно. Так смотрят на человека, который тебе небезразличен.

– Вот ведь свалилась я тебе на голову, правда?

– Ты хороший зельевар, – я закрыл шкаф, прошел к кровати и лег под одеяло, словно в прорубь нырнул. Сразу же сделалось жарко, потом нахлынул холод, снова вернулся жар. – Ты хороший человек. Я рад, что ты свалилась мне на голову, Делла. Правда рад.

Она улыбнулась. Как-то само по себе получилось: мы взялись за руки – ее пальцы в моей ладони, теплые и легкие, и за окном снова начинает цокать дождь, и академия погружается в сон, но она никогда не засыпает по-настоящему. Просто был огромный мир – и мы как-то вдруг нашли в нем свое место.

От Деллы веяло теплом, травянистым запахом зелий, нежностью. Она смотрела на меня – просто смотрела, а мне казалось, что ее взгляд проникает куда-то в невообразимую глубину, к настоящему мне, который так долго был один, что сейчас не может перестать удивляться: как это – быть с кем-то?

– Помнишь, как ты меня экзаменовал? – негромко спросила Делла. – Зелье невидимости… Я старалась быть спокойной, но все равно волновалась?

– Правда? – удивился я. – Было совсем незаметно.

Она вздохнула и призналась:

– Никогда бы не подумала, что на самом деле ты такой…

– Какой же? – поинтересовался я.

– Ты тогда был ледяным и строгим. Просто Северный принц из сказки, тот, у которого кусок айсберга вместо сердца. Я натирала драконье дыхание и думала, что попала. И что обязательно докажу тебе, что женщина тоже может быть зельеваром.

– Да, ты меня убедила, – улыбнулся я. Сместился на кровати, привлек Деллу к себе так, что ее голова снова оказалась у меня на плече, как минувшей ночью. Я был готов к тому, что Делла отстранится, но нет, она лишь устроилась поудобнее. – Ты отличный зельевар. Академии повезло. И не только академии.

Делла печально усмехнулась.

– Иногда мне кажется, что я приношу одни неприятности. Ты спас меня от промертвия и тогда, в саду. Ты на мне женился, чтобы полковник не сделал из меня подопытную мышку…

– Я рад, – искренне ответил я. – Это настоящее приключение, согласись. А приключение, в котором рядом с тобой хорошая девушка, это уже радость. А радостей у меня не скажу, чтобы много.

Делла вздохнула.

– Да, – согласилась она. – Это и правда радость…

Какое-то время мы лежали молча. Издалека неслись звуки гитары – я узнал “Кирси, детку”, старинную студенческую песню: последние два куплета в ней были такие, что вслух при барышнях лучше не исполнять. Потом дождь зацокал сильнее, а потом я осторожно, словно прикасаясь к чему-то невесомому, способному исчезнуть в любую минуту, поцеловал Деллу в губы, и она ответила на мой поцелуй – так же осторожно, словно впервые вступая на неизведанную территорию.

И мир наконец-то стал таким, каким и должен был быть.

12.3

Делла

Утром дождь зарядил еще сильнее.

Я проснулась от цокота капель по подоконнику и вспомнила: так бывает каждую осень. Идут дожди, а потом приходит солнце и наступает бабье лето – теплое, яркое, наполненное запахом цветов, яблоками, паутинками в воздухе. Поймаешь такую паутинку – значит, скоро будут хорошие новости.

Робин спал, положив руку на мой живот. Я вздохнула, устроилась под одеялом поудобнее и сказала себе: вот, теперь я замужем по-настоящему. Теперь все, что между нами есть – настоящее. Не дружба, не договор, не спасение.

От мыслей об этом становилось спокойно и тепло. Скоро мы найдем самовозрожденного мертвеца, потом Робин отыщет способ, как снять заклятие с помощью драконьей крови, а потом мы просто будем жить дальше. Я продолжу учить студентов зельеварению, Робин будет руководить академией, у нас будут долгие дни и ночи, и пройдет зима, и наступит весна…

Все будет хорошо.

Издалека донеслись шаги и голоса. Академия не спала даже утром в выходной день – кому-то, должно быть, захотелось раннего завтрака. Или студент-отличник идет в большую библиотеку, чтобы подготовиться к практическому занятию. Я улыбнулась – минувшая ночь была такой, что при мысли о ней сразу же становилось сладко, словно я тонула в меду, в карамели, в нежности…

Стоило сбежать из родительского дома, чтобы получить все это. Даже думать не хочу, каким ужасом обернулась бы такая ночь после свадьбы с Зульбаром. Он-то точно не был таким трепетным, искренним, обжигающим…

Таким любящим.

Я сказала себе, что это, конечно, не любовь. Она не может вспыхнуть так быстро – это только в романах герои смотрят друг на друга и понимают, что влюблены по уши. В жизни все иначе. Пока мы с Робином просто по-настоящему нравимся друг другу – так сильно, что готовы летать. Так светло, что весь мир, кажется, принадлежит нам.

Даже если это не любовь – все равно это лучшее, что со мной было.

Робин шевельнулся, привлекая меня к себе, и негромко спросил:

– Не спишь?

– Не сплю, – улыбнулась я. В его руках было так спокойно, словно все проблемы и неприятности отступили, смазались, как акварель, на которую плеснули водой. – Думаю, как мертвец обошелся без труп-воды. И думаю, что надо бы проверить пузырьки, которые стоят в сейфе.

Робин негромко рассмеялся, словно я сказала что-то удивительно забавное.

– Ты такая серьезная. Никогда бы не подумал, что утром мы будем говорить о мертвецах и труп-воде.

– Я не знаю, о чем обычно говорят в наших обстоятельствах, – призналась я. – Расскажешь?

От Робина веяло умиротворением и спокойствием. Я лежала в его объятиях и понимала: никогда бы не подумала, что могу быть с кем-то настолько близко. Не просто лежать в одной постели после ночи любви, не просто прикасаться, а дотрагиваться до чего-то, скрытого глубоко в душе. Приникать друг к другу не кожей – сердцем.

– Ну например, о том, что мне очень хорошо с тобой. Что я рад, что провалился в то болотное окно и оказался в том доме, – произнес Робин. – Что ты делаешь меня другим. Не таким, каким я