Ночь в номере 103 - Алиса Аве

Самурай раскрыл руки. Небеса вошли в рёкан.

– Души всех, кто жил и будет жить в нашем мире и в других мирах, откроются вам в назначенный срок, – произнес самурай, глядя вверх. – Помните: где есть любовь, там не боятся смерти.

Лес распевал многоголосием деревьев. Могучие сосны, их стволы, хвоя и корни служили струнами происходящему. Небо обнимало землю, падающие звезды встречали древнюю жизнь. Почтительно расступались, принимая усталого путника. Самурай вознесся белой дымкой и разделил объятия неба и земли.

Нобуо отстранил мать, встал. Как в детстве, сперва нерешительно, затем, сжав кулаки, подошел и повис у брата на шее.

– Отец, позаботься о бабушке, – сказал Рюу, глядя поверх головы Нобуо. – Она у себя. Ей надо в больницу. Годы не настигли нас, как она пророчила, но теперь болезнь возьмет свое.

– Мама, – обратился он к Асу, не дав Сэдэо ответить. – Я люблю тебя. Без тебя я бы не справился. Брат…

Рюу разжал скрещенные руки Нобуо, положил ладонь на его плечо. Ноубо не почувствовал привычной тяжести, рука брата ничего не весила. От взгляда, которым Рюу пронзал Нобуо, спина и грудь наполнились небывалой силой.

– Отель твой. Отныне вы – простые люди, в которых наш рёкан нуждался с момента создания. Уверен, ты достойно распорядишься оставшимися годами.

С Рюу происходили перемены. Он сделался выше, суровее, старше. Нобуо заметил, как волнуются края его кимоно, мерно поднимаются вверх и вниз, будто дышат. Рюу источал жар, о котором так часто говорила Хакусана-сан.

– Мичи. – Рюу поманил ее, соединил их с Нобуо руки. – Если позволишь. Ты – тропа в будущее этой семьи.

Нобуо непонимающе воззрился на брата.

– Я не хочу прощаться! – всхлипнула Мичи. Она соображала быстрее, вцепилась одной рукой в Нобуо, другой – в Рюу.

– Рёкан открыт в любое время, двадцать четыре на семь, – усмехнулся Рюу. – Без выходных, и отныне – любой номер.

Мичи фыркнула, но Рюу не отпустила.

– С тобой я тоже не хочу прощаться. Надо ведь как-то отомстить за посягательство на мое тело.

Рюу поцеловал Мичи в макушку.

– Увлекательная вышла история, не правда ли?

Кумико, молчаливая, величавая в исходящем от нее свете, поклонилась Сэдэо и Асу. Мыслями она уже устремилась вдаль, глаза казались отрешенными и пустыми, в них отражались не люди, а звезды, что указывали путь.

– Ты готов, возлюбленный мой? – спросила она.

– Готов… – ответил Рюу.

«А я нет!» – чуть не закричал Нобуо.

Огонь в душе Рюу вырвался, раскрывая языки пламени цветком из сердца.

– Позволишь ли служить тебе вечно? – спросил он у Кумико.

– Лишь рядом с тобой я смогу вынести этот долгий путь, – ответила она.

– Тогда прости мне одну слабость, – Рюу улыбался мечте, что превращалась в реальность. – Все наши духи умели менять облик.

Спину отпустило. Что-то невесомое, прохладное прошлось по позвоночнику, ослабило давление на грудную клетку, освободило шею и поясницу. Рюу сделал глубокий вдох. Прохлада окутала его с ног до головы. Перед глазами поплыли круги, Рюу прищурился. Чешуйчатая спираль разворачивалась перед ним. Рюу очутился в центре спирали, кольца замелькали, сужаясь. Тело ответило, по рукам и ногам пробежали судороги. Они не причиняли боли, наоборот, очищали и порождали тепло. В глазах полыхнуло пламя, Рюу выдохнул облако пара. Человеческое обличье таяло. Рвалась связь с родными. Пальцы загибались, выходили наружу когти. Раздавались в стороны позвонки, отращивая острые пластины. В голове пронесся ветер. Позвал в полет.

Над склоном горы возник тончайший луч. Он обретал силу и разливался по густо-сиреневому небу и темно-синему лесу, одаривая сначала бледными, но все более яркими красками зарождающегося дня. По небу растеклось расплавленное золото восхода. Туман над рёканом обрел розоватый оттенок, покрыл лес и поднялся к воспарявшему ото сна солнцу.

Привязанности покидали Рюу. Все. Кроме одной – к сияющей своей Госпоже.

– Нобуо. – Рюу ухватил за хвост ускользающие чувства. Брату, Рюу все еще это помнил, нужно повторять несколько раз. – Подумай, с кем ты хочешь встать под один зонтик.

Голос Рюу перешел в рычание. В утренней заре расправил могучие кольца белый дракон. Склонил рогатую голову к Кумико, подставил спину. Окинул прощальным взглядом вскрикнувшую мать. Дух обрел свободу. Дракон взлетел ввысь, поймал движение воздуха, взлетел к солнцу, унося Госпожу.

– Выпендрежник… – Мичи и Нобуо обрели дар речи. Покосились друг на друга.

– Рюу всегда был драконом, – сказала Асу и вздохнула. – И выпендрежником тоже. Меня волнует другое…

Туман рассеялся, колдовство, окутавшее рёкан, спало.

На стойке визгливо зазвонил телефон.

– Как мы втроем управимся с гостиницей?

Мичи обходила 103-й, проводя рукой по шершавым стенам. Босые ступни прощались с татами, запоминали неровности и стыки. Номер опустел. Комнаты выглядели заброшенными и одинокими.

Мичи села на татами, закрыла глаза. Приоткрыла правый, надеясь увидеть соломенного человечка, скелета или Нукэ с холстом. Снова сощурилась, в переплетении ресниц легко представлялись паучки, снующие по стене, чтобы украдкой полакомиться снами.

Никто не возвратился. Мичи встала, постучала в дверь шкафа, прошла в ванную, поэйкала зеркалу.

– Лист павловнии несет по реке жука. Где пристанет он?[59] – прочитала Мичи на свитке в прихожей.

За дни, проведенные в номере, она не удосужилась вникнуть в хайку Басё.

– Где пристанет он? – с грустью повторила она.

«У меня стокгольмский синдром. Я умудрилась полюбить место заточения. Даже больше! Место своей смерти».

«И возрождения», – подсказал внутренний голос.

Мичи испугалась. Внутреннее «я» растеряло бабушкины интонации, говорило очень похоже на Рюу.

«Нет, не пойдет! Я не буду носить в себе заносчивого гада!»

«Почему бы тебе не говорить самой? – предложил тут же Рюу-внутри-Мичи и сказал другим, куда более приятным тоном: – Если хочешь, можешь забрать с собой», – для внутреннего голоса он звучал довольно громко.

Возле Мичи стоял Нобуо.

– Не бойся, это всего лишь я, – сказал он.

Прошло три дня с золотого рассвета. Рёкан кипел, как вода в онсэнах. Асу-сан и Сэдэо-сан искали новых работников. Отель предлагал вакансии на любой вкус. Процесс обещал затянуться. Недовольные гости, оправившиеся от травяного чая и лишившиеся целого эпизода своих жизней, жаловались, хмурились и недоумевали. В одночасье идеальный сервис стал из рук вон плох, хотя завтраки и ужины оставались безукоризненными. Асу-сан не зря звалась королевой кухни. Нобуо дневал и ночевал на стойке регистрации, порой сокрушаясь, что смерть прошла стороной.

– Чем я могу помочь? – Мичи приставала к нему, чем вызывала у Нобуо панику. Он бледнел, путал слова.

– Ты все-таки на отдыхе, – выдавливал он.

Отдых. Лучший в жизни.

Мичи заглядывала во все углы рёкана, бродила меж сосен, подолгу замирала над прудом, пыталась разглядеть грань между обретенной реальностью и утраченным навсегда изнаночным миром. Мама, бабушка, Нару-тян, даже отец, застрявший на какой-то конференции в Европе, вспомнили про нее и названивали по несколько раз на день. Она говорила им, что занята, поглощена книгой и не может отвлекаться. Бессовестно лгала.

Книга застыла на десятой главе, текст виделся теперь пустым и глупым. Слова падали с листа на клавиатуру, отчаянно желая вернуться на кнопки, избежать участи называться предложениями и тем более абзацами. Мичи порывалась написать в издательство, но ей было стыдно перед ноутбуком: слова не шли, мысли забаррикадировались в 103-м.

– Я увезу с собой весь отель. Он живет во мне.

Мичи погладила татами. Наступило утро отъезда.

– Жаль, что не могу оставить хоть что-то на память о себе.

– Незачем, – быстро произнес Нобуо. – То есть… я буду помнить о тебе и так. И эти стены тоже. Я… – Сто третий окончательно отнял у него дар речи. Он жевал губы. – Отвезу тебя на вокзал.

– Спасибо, Нобуо.

Машина стояла за воротами рёкана. Они шли по дорожкам, петляющим между деревьев. Мичи впереди, Нобуо сзади с чемоданом.

«Подумай, с кем ты хочешь встать под один зонтик», – сказал ему брат.

Рюу действовал импульсивно. Он мог отдать зонт незнакомой девушке во времена, когда это значило больше, чем просто поделиться зонтиком. Когда это значило