Сын (не) для дракона - Анна Солейн

Он выпрямился и посмотрел на меня.

— Выйди, мне нужно снять брюки, — с непроницаемым лицом попросил он. — И позови кого-то из служанок.

— Снимай! — с готовностью откликнулась я.

— При тебе? — невозмутимо осведомился Сорин.

— Что-то три дня назад ты таким стеснительным не был, — скрестила я руки на груди и постаралась не покраснеть от воспоминаний.

— Тогда нам нужно было сделать все, чтобы зачать ребенка. Сейчас — нет. Нам даже разговаривать не обязательно. Собственно, если тебе что-то нужно — лучше попроси Аллегру, она знает о вынашивании драконов больше меня.

Вот значит как! Ему что, совсем на меня плевать? Сделал так, чтобы я забеременела — и все? На глаза навернулись слезы, я шмыгнула носом.

А как же все то, что было? Ласки, поцелуи, прикосновения — мне казалось… стыдно признаться, но мне казалось, Сорин что-то чувствует ко мне.

Получается, нет? Ему на меня плевать? Он даже разговаривать со мной не хочет! Нанял эту… Фрекен Бок!

— Ну и пожалуйста! — взорвалась я и тыльной стороной ладони вытерла веки. — Надеюсь, чай был по-настоящему горячим! И тебе сейчас больно! И… и член у тебя отсохнет!

Повисла тишина.

Сорин тяжело вздохнул и провел рукой по лицу.

— Помилуй Огненный, послал мне испытание.

Ответить я ему уже не могла. Мои глаза застилали слезы, в горле стоял комок. От обиды, от злости хотелось плакать.

Впрочем, какая-то часть меня адекватность все-таки сохраняла и отстраненно отметила, что такой истеричкой я никогда в жизни не была. Мамочки, если это только начало беременности — что же будет дальше?!

Нужно взять себя в руки.

— Сорин… — попыталась я снова. — Прости, пожалуйста…

— Ради Огненного, женщина! — рявкнул он. — Просто выйди и дай мне снять брюки! Мне что, всю жизнь теперь в мокрых ходить?

Да сейчас! Я что, тебя соблазнять шла, чтобы оставлять одного в такой момент?

— Давай помогу!

Я устремилась к Сорину на крыльях любви (к будущему ребенку) и, обходя стол, споткнулась обо что-то.

— Ой!

Схватившись за пострадавшую ногу, я с неудовольствием опустила взгляд. «Что-то» оказалось горизонтальной деревянной подставкой для меча, который, как и всегда, сверкал закрепленным на рукояти рубином.

— Ты с оружием вообще никогда не расстаешься? — не выдержала я.

— С этим — нет, — отрезал Сорин.

Рубин притягивал взгляд, гипнотизировал. Наверное, поэтому я не сразу услышала шорох и то, что Сорин все-таки решил свои штаны снять. Не только верхние, но и нижние, которые в этом мире заменяли белье.

— Довольна теперь? — хмыкнул он, когда я подняла глаза и изо всех сил старалась их не опустить.

— Да. То есть нет, — щекам стало жарко.

Ну и что дальше?

Когда я надеялась оставить Сорина без штанов, я рассчитывала немного на другой контекст.

На смену растерянности пришла злость.

— А разве герцогам можно снимать штаны в кабинете? Еще и в присутствии женщин?

Сорин пожал плечами и встал, шире расставив ноги. Постеснялся бы! Знакомым жестом положил руку на пояс, пытаясь нащупать рукоять меча, и досадливо поморщился.

С каких пор я начала улавливать его жесты, следить за мимикой и выражениями лица, понимать, что он чувствует и чего желает?

— Я практически уверен, что герцогам можно делать все, что они захотят, — хмыкнул Сорин и шагнул ко мне.

Его злость и досада как будто ушли, сейчас передо мной стоял Сорин, каким я привыкла его видеть: самоуверенный, ироничный, раздражающий до белых пятен перед глазами. Неожиданную пикантную деталь в образ добавляло то, что ниже пояса он был голый.

Пятясь, я уперлась спиной в дверь и, как самая глупая кошка, не попыталась дернуть ручку, а так и осталась стоять. Комичность ситуации и моя собственная неловкость тоже вдруг сошли на нет, потому что близость Сорина всегда действовала на меня как-то неправильно.

Она меня заводила, если быть честной. Признаваться в этом было неприятно, особенно учитывая то, как мы познакомились: насильный поцелуй, грубость и многие моменты после, когда Сорин подчеркивал, что я всего лишь его собственность.

Это делало ощущение, которое охватывало меня при приближении Сорина, более странным, неправильным и совершенно нежелательным. Сердце начинало биться быстрее, внутри все согревалось, как будто внизу живота разгорался костер, губы пересыхали. А еще я чувствовала, что становлюсь до стыдного влажной внизу. Это было совершенно неуместно, глупо и унизительно, но ничего с этим поделать я не могла.

После той ночи в трактире все стало только хуже, потому что теперь мне не нужно было представлять себе, как выглядит тело Сорина, какие его губы на вкус, как он себя ведет, когда возбужден. Теперь я знала, что он может быть внимательным и нежным, что обнимает крепко и что до смешного любит поцелуи.

Еще одна совершенно глупая и неуместная мысль — я правда хотела бы семью с Сорином. Даже если бы надо мной не висела необходимость во что бы то ни стало выйти за него замуж, чтобы сохранить ребенка, я все равно бы этого хотела. Вспомнилась нежная улыбка Сорина в тот момент, когда он говорил о детях, то, как он в поединке с королем закрыл меня собой. Неприятные моменты тоже вспомнились, но они казались далекими и неважными.

— Ты когда-нибудь влюблялся? — пискнула я, и Сорин дернулся.

Он стоял почти вплотную ко мне, обеими руками упершись в дверь и возможно… возможно, собирался бы меня поцеловать, если бы я его не сбила. По крайней мере, я не могла придумать других причин подходить так близко.

— Да, — ответил он.

— И где она?

Сорин хмыкнул.

— Умерла.

— Она умела