Жемчужина боярского рода - Ива Лебедева

мы съедем очень рано утром, пока за нами никто не явился, — согласно кивнула я. — Знаю я папеньку. Его даже денежный вопрос не заставит встать с постели ранее полудня. К тому же сегодня пятница. Даже получив весточку от тетки Серафимы о том, что мы выезжаем, он все равно не удержится и поедет в клуб. Как же, там ведь в конце каждой недели особая программа с канканом. Карты, вино… ну ты понимаешь. Короче говоря, утром мы успеем смыться, и найти нас в городе будет сложно. Особенно если, как ты сказала, мы снимем квартиру на твое имя! Слушай! Да тебя же мне сами предки послали!

— Пожалуй. — Мила допила отвар и, повинуясь моему жесту, пошла в кровать.

Мы решили спать вместе, как когда-то в пансионе при академии, когда в комнате было холодно или кому-то из нас приснился кошмар. К тому же здешнее ложе было шириной с футбольное поле, не то что узкие койки нашего детства.

— У тебя же есть документы? — уточнила я, заботливо подтыкая вокруг подруги второе одеяло, взятое у горничной.

— Есть. — Кажется, вечер, полный ярких впечатлений, утомил Людмилу, она готова была заснуть, едва голова коснулась подушки. — Просто я не пользовалась… они хранятся у матушки-храмовницы, завтра заберем…

Голос Милы становился все тише и невнятнее. А потом и вовсе стих, сменившись мирным сопением.

Я легла рядом и тоже закрыла глаза. Хотелось плакать от несправедливости и злости на семью подруги. Стая куриц! Как они могли?! Искали они ее, как же… Захотели бы по-настоящему — давно бы нашли и уговорили вернуться домой, в тепло и сытость, чтобы бедолага не шаталась по городу в поисках милостыни для храма! У-у-у!

С этими мыслями я и заснула. А утром подскочила, едва рассвело. И дальше все покатилось, как запланировано. Уже через полчаса после пробуждения мы с Милой сели в наемную желтую «тыковку» и уехали на другой вокзал, Западный. Я оставила там свой сундук в камере хранения, а сами мы отошли от стоянки здешних такси на два квартала и сели на трамвай, отправившись на поиски частной квартиры как раз в район центрального храма богини-матери. Мила за три года там осмотрелась, со многими познакомилась, даже подружилась. Поэтому к полудню мы уже заселились в уютную мансарду с двумя спальнями, маленькой кухней-гостиной и даже камином. Заплатив за месяц почти вдвое дешевле, чем я рассчитывала!

— Вот видишь, а ты говорила! — в который раз тормоша подругу, заявила я, когда мы вышли из трехэтажного каменного домика на углу двух узких и по-старинному мощенных брусчаткой улиц. — Да я пропала бы без тебя!

— Поняла я, поняла. — Мила сегодня с утра так часто смеялась, что я почти забыла про старческие морщины на ее лице, мне она казалась прежней. Легкой, светлой, теплой… — Пойдем в лавку госпожи Кировой, там можно недорого купить очень качественные подержанные вещи. Скорее всего, старомодные, но нам ведь других и не надо?

— Верно, — весело кивнула я, в который раз мысленно говоря себе: у нас все получится!

И словно в ответ на эту самоуверенную мысль откуда-то сбоку вдруг прозвучало:

— Добрый день, сударыни. Обыскался я вас.

Глава 40

— Не рассчитывал, правда, найти сразу обеих. — Лисовский, вытерев лоб платком, присел на ближайшую скамейку под слегка пыльным от близкой дороги и рынка кленом. — Вы, сударыня, — он посмотрел на меня, — вопреки всем известной болезненности оказались весьма шустры. Игорь вас не застал в гостинице в восемь утра, Алексей не нашел полчаса спустя, а родня и вовсе к полудню потеряла. А вы… — тут Олег посмотрел на Милу, и я вдруг почувствовала, как подруга задрожала, чуть ли не зашаталась, вцепилась в мой локоть обеими руками и попыталась спрятаться мне за спину, — и вовсе бессовестно исчезли три года назад. Ни письма, ни объяснения!

Его голос неожиданно набрал силу и возмущение, Мила за моим плечом сжалась, словно стараясь казаться меньше и незаметнее, а до меня, как до жирафы, докатился кусочек Оленькиной памяти о том, что когда-то близкая подруга была влюблена, вроде бы даже взаимно. Но не говорила в кого. Скрывала, краснела, оправдывалась тем, что она со своим предметом воздыханий обменялась всего-то парой фраз и тремя записочками, к тому же то ли его, то ли ее родители обязательно будут против, и вообще…

Неужели это был Лисовский?! Да он же в академии почти не запомнился, таким казался тихим, незаметным, правильным и спрятанным в тени яркого соперничества Снежинского и Вьюжина.

— Сударь, вряд ли нам есть о чем разговаривать. — Пока я все это вспоминала, Мила чуть-чуть отдышалась и робко высунулась из-за моего плеча. — Я понимаю, что вы меня узнали, хотя не имею представления, как вам это удалось. — Ее голос неожиданно обрел твердость. — Но именно поэтому прошу: давайте не будем мучить друг друга. Я не хотела, чтобы вы видели меня такой. Но раз это уже случилось, думаю, мы оба понимаем, что дальнейшее общение не имеет смысла. Я буду вам весьма признательна, если вы не выдадите нас ни моим родственникам, ни Барятинским. В память о том… чего так и не случилось. Прошу вас.

Лисовский резко встал со скамейки и впился глазами в мою подругу, словно хотел прожечь ее взглядом насквозь. Сейчас Олег вовсе не походил на невозмутимого и собранного целителя. Его переполняли эмоции, и он не слишком-то старался их скрыть. Да и выглядел Лис не очень хорошо — был бледнее, чем обычно, руки дрожали, одна бровь заломилась.

— Сударыня, я… не могу исполнить вашу просьбу. Простите. То есть, — поспешил парень, глядя, как мы обе попятились, — успокойтесь, я не намерен никому вас выдавать. Но вместе с тем, Мила… как ты могла?! Почему?! Я что, совсем ничего для тебя не значил?!

— Значил слишком много. — Странно было чувствовать себя прозрачной стенкой, сквозь которую эти двое переговаривались, но отойти в сторону не было никакой возможности: подруга вцепилась в меня обеими руками, как в последнюю опору на земле. Ее голос снова задрожал: — Именно поэтому, Олег, я не могла… не имела права и желания утащить тебя за собой в этот ужас. Пожалуйста… оставь меня и живи дальше, живи счастливо. Мне будет гораздо легче, если я буду знать, что у тебя все хорошо!

— Хорошо?! — Олег только криво усмехнулся. — Ты уверена, что мне может быть хорошо без тебя? Что я смогу жить дальше, зная, что ты принесла себя в жертву и где-то ходишь одна, без защиты и