Жемчужина боярского рода - Ива Лебедева

задавал, продавца вполне устроили документы, выданные Петровичем на имя Ольги Барятиной.

Из салона магсвязи я отправилась в банк, снова выбрав небольшое отделение, работающее допоздна, потому что в него обычно сдавали выручку частные торговцы с близлежащих рыночных улиц.

На те же самые документы я открыла счет, заказала кристаллик для платежей — аналог платежной карты — и отправила сообщение Петровичу. Ровно через минуту на открытый счет поступила сумма, достаточная для месяца безбедной жизни в столице, но не настолько большая, чтобы привлечь чье-либо внимание в системе.

Отлично. В городе, конечно, можно расплатиться наличкой. Но это сразу выдает в тебе чужака или провинциала. Здесь даже на рынке за репу все давно расплачиваются, прикладывая кредитный кристалл к считывателю продавца. Я с этим легко справлялась — и своя память на месте, и Ольгина помогала.

Теперь следовало заняться гардеробом. Черный платок затвора — хорошо для родни и прочих навязчивых боярычей. Штаны, рубашки и куртки, привычные на кордоне, в столице на девушке смотрелись слишком странно и экзотично, привлекая внимание. А мне предстояло множество дел в самых разных местах. Встречают же, как известно, по одежке. Проще соответствовать, чем уперто отстаивать свое право быть не такой, как все.

Жаль, что, когда я закончила денежные дела, на улице уже совсем стемнело — все же в столицу мы прилетели ближе к вечеру. Поход по модным лавкам, само собой, отложился на утро. Придется встать пораньше и сбежать из гостиницы, потому что чую: если промедлить, явятся либо боярычи, либо родня, либо сам папенька Павел Платонович Барятинский, нерадивый родитель, который снова узрел в ненужной дочери какую-то практическую пользу.

Но спокойно вернуться в свой номер я не смогла. Стояла возле отделения банка и ждала такси, когда ко мне через дорогу с криком кинулось странное существо.

Сначала я подумала, что это какая-то очень пожилая женщина — сгорбленная, морщинистая, с аккуратно стянутыми в пучок седыми волосами.

Но голос у старушки оказался удивительно молодой, звонкий. И болезненно знакомый.

— Оленька! Оля, это ты?! Это правда ты?! Живая! Я так рада!

Старушка повисла у меня на шее так быстро, что я оторопела и не сразу принялась вырываться. К тому же угрозы в этой странной женщине я не чувствовала. Наоборот, что-то внутри болезненно сжалось, обжигая узнаванием и неверием.

Потому что со сморщенного старушечьего лица на меня смотрели молодые и здоровые глаза подруги детства. Людмилы Оленской. Веселой хохотушки, Ольгиной ровесницы и еще одной завидной невесты в кругу столичных бояр.

Импульс обнять в ответ сработал раньше, чем мое сознание попаданки из другого мира успело его заблокировать. Эта девочка когда-то была одним из самых близких людей Оленьки, и ее чувства поневоле передались мне.

— Мила? Мила, что с тобой произошло?!

Глава 38

— Мила, Милочка, — повторяла я как в бреду, подхватывая кинувшуюся ко мне через улицу старушку… девушку? Все перепуталось, даже голова закружилась. Я окончательно перестала различать, где мои чувства, а где те, что раньше принадлежали Оленьке Барятинской.

Может, и к лучшему, мы окончательно слились и стали одним человеком. Но сейчас меня волновало другое.

— Что случилось?! Ох! — Я почувствовала, что подруга едва стоит на ногах. Под бесформенной толстой стеганой фуфайкой прощупывались тонкие цыплячьи косточки, едва облаченные в сухонькую плоть. — Мила, пойдем… пойдем ко мне? Или хотя бы в какое-то кафе, пойдем сядем!

Она только едва заметно кивнула в ответ, почти повисая на моих руках. У меня сердце зашлось от тревоги и жалости. Но откуда-то пришло четкое знание: лекарей звать бесполезно. Они не помогут. Я сначала не уловила нюансов, а потом почувствовала, что это так откликается моя новая странная магия, будто прощупавшая Милу изнутри и выдавшая страшный вердикт.

Ни до какого кафе мы не дошли, хорошо хоть, добрели вдвоем до маленького скверика, где и устроились на скамейке под деревом, чуть поодаль от фонаря. Ночные бабочки и мотыльки кружились вокруг светящегося яблока на столбе, отбрасывали хрупкие полупрозрачные тени на мостовую и на скамейку.

Мила с облегчением села на деревянную лавку и откинулась глубже в тень дерева. Худые руки, торчащие из обшлагов фуфайки, вцепились в мою ладонь и заметно дрожали.

— Оля, ты вернулась! — Из темноты голос подруги звучал по-прежнему молодо и звонко, создавая иллюзию прежней Милы. — Как я рада, ты не представляешь! Я так о тебе беспокоилась! Так боялась за тебя!

— За меня?! — Я не поверила собственным ушам. — Мил, да что со мной могло случиться такого страшного? Все уже произошло… но почему ты в таком состоянии?! Кто это с тобой сделал?!

— Никто. — Мила еще крепче сжала мою ладонь. — Я сама.

— Как это?! — Меня будто электрическим шокером ударило.

— Мила грустно вздохнула:

— Ты же помнишь проклятие нашей семьи?

— Погоди… Проклятие, из-за которого больше ни одна женщина вашего рода не сможет родить? — Смутные воспоминания Ольги всплыли сами. — Но это же чушь! Глупые сказки, сплетни, которые распускали девчонки из зависти! Да ваш род славен своими здоровыми и многочисленными детьми!

— Не совсем, — грустно покачала головой Мила. — Я узнала, что изначально это и было благословение на плодовитость и здоровье. Но моя старшая сестра… она совершила один очень нехороший поступок, из-за которого древнее благословение обернулось проклятием. Она оскорбила богиню-мать. Мы поняли это, когда у нее случился второй выкидыш — она ждала сына. Лика прошла ритуал покаяния и очищения, а мама сделала огромное пожертвование в пользу больниц и домов призрения. Но когда через какое-то время сестра забеременела снова, случилась беда. До седьмого месяца все шло хорошо, а потом… Ты помнишь, что такое Антонов огонь?

— Родовая горячка, — прошептала я. — Заражение крови. Но она бывает после родов и только при неумелых повитухах!

— Мы тоже так думали, — вздохнула Мила. — Никто из лекарей ничего не мог сделать, сестра умирала вместе со своим ребенком. В отчаянии мама решилась и позвала храмовницу из затвора богини-матери. И та рассказала, в чем дело. Лика должна была умереть вместе со своим ребенком, а проклятие перекинулось бы на среднюю сестру, Светлану. И так, пока весь наш род не исчезнет…

— О господи! — У меня волосы на голове зашевелились от ужаса. Я даже не обратила внимания на свою оговорку из другого мира. Но и Людмила ее не заметила, только грустно вздохнула.

— Храмовница сказала, что ее богиня в гневе и снять проклятие можно только добровольной жертвой. И что тот, кто станет этой жертвой, потеряет больше, чем жизнь. Мама выгнала храмовницу и велела вызвать лучших лекарей