Алая сова Инсолье - Ива Лебедева

поточнее… такие, как ты только что меня описал. Беспомощные в чем-то, наивные и неопытные. Азу не знал языка, поэтому, когда отстал от обоза, сразу заблудился в трех деревьях, малыша из колодца все дразнили недоразвитым, и он боялся ровесников…

— Не продолжай, я понял. Нет. Ты не пойдешь. И это окончательное решение.

Глава 34

Инсолье

Нет, дурную голову к шатту я ей откручивать не буду. Но вот сухожилия на ногах перерезать — уже начинает казаться не такой уж и жестокой идеей. Два небольших пореза, и я точно буду уверен, что она уже никуда! От телеги! Не отойдет!

Нет, вы слышали ее, слышали? Она собирается переодеться придурошным мальчишкой и полезть к опытному вояке, которого мы подозреваем в том, что мужик пятнадцать лет режет, душит и крошит народ. Мало того, он настолько искусен в этом деле, что все это время остается вне подозрений!

Идиотка, сказок наслушалась? Начиталась романтических вышморков про всяких разведчиков и шпиенов? А что, в библиотеке ордена и такое есть? Не удивлюсь.

Да даже если он и есть наш убийца, у этого волчары нюх должен быть развит как не у всякой гончей! Только у магически модифицированной! Этой блаженной заразе уже один раз глаза выжгли за инициативу и склонность к всеобщей справедливости, ей мало?!

И как теперь ее отговорить? Я ведь уже вижу, что идея втемяшилась этой идиотке в голову и она не собирается ее отпускать. А судя по тому, что она так свободно отнимала у меня магию, когда захотела воскресить абсолютно бесполезного дохлого котенка, ей и мои заклинания выпить — раз плюнуть. Может, все же сухожилия? Я с расчетливым интересом посмотрел на все еще тонкие лодыжки совы.

— О чем ты думаешь с таким яростным сопением? — спросила вдруг несносная зараза, поворачивая ко мне лицо, перечеркнутое алой полосой. Шатт, эта повязка меня бесит до дрожи. Я ее вижу даже сквозь белую вуаль в почти полной темноте, через которую мы бредем к трактиру.

— Да так. — Я погладил небольшой кинжал у себя на поясе. Вот оно, решение проблемы. Если больше ничего не поможет — клянусь, сделаю как решил.

— Тебе не нравится моя идея.

Ты смотри! Какой логичный вывод. Она и так умеет, да? Мозг есть? Почему тогда не пользуется, шатт ее побери?!

— Она мне отвратительна со всех сторон. Легче самому тебя убить и больше не беспокоиться, чем отдавать старому козлу.

— И почему ты так не делаешь?

Р-р-р-р!

— Не хочу. Пока.

— Понятно…

Что, что ей понятно?! Мне самому ни хрена не понятно, а она прямо гений! Почему она не только не отняла руку, за которую я ее держал, но и сама за меня ухватилась второй рукой?

— Можешь вслух и спокойно рассказать, почему то, что я придумала, плохо?

— Кто такие ветераны, по-твоему? Да не обычные, а дослужившиеся до высокого звания и заработавшие на войне деньги, которых хватает не только на хорошее поместье, но и на имитацию всякой… благотворительности?

Пока шел и разговаривал, дорога из низины к трактиру кончилась. И свое вдумчивое выступление я заканчивал уже в номере, дорогом и приличном по местным меркам, а на самом деле — клоповнике хуже поискать. Усадил слепую на кровать, сам развязал на ней пояс с подушками и опустился на пол, чтобы стянуть с ее ног сапоги и вязаные носки. Спрячу их, и до утра никуда не попрется. Как вообще можно ходить, имея такие узкие ступни и тонкие лодыжки? Голубоватые вены под белой кожей — словно разводы на дорогом мраморе. Ноготки розовые и аккуратные, как речные бусины. Хочется коснуться губами и…

Так. Не туда. Отвлекся. Надо сосредоточиться. О чем там я говорил?

— В итоге имеем мы бывалого параноика, который твою неуклюжую слепую маскировку раскроет на раз. Я уже молчу о твоей инаковости, которая так и лезет наружу, и незнании правил этой страны и мира. Сразу понятно, что тепличный цветок и баба. А там и про святую, которую ищут храмовники за изрядную звонкую монету, вспомнят. И даже если ты найдешь какие-то прямые доказательства его вины… он — местный добрый дедушка. А мы — непонятно кто, а если глубже копнуть — два проклятых чернюка. Да-да, ты изгнанная — тоже в их глазах не выше меня.

— Ты прав.

Я уже было открыл рот для продолжения, но тут же закрыл его. Да ладно! Шатт! Согласилась. То есть мозги в этой голове под повязкой все же есть. Тогда почему мне от ее согласия тошно?! Потому что согласилась и поникла, словно внутри нее свечу кто-то задул? Хотя почему «кто-то», я же и задул…

— Вот не надо мне тут сырость разводить. Ты всю дорогу такая была сволочь блаженная, посмотреть есть на что! Не смей сейчас киснуть, поняла? Я что-нибудь придумаю. Мы что-нибудь придумаем. Но утром! Когда выспимся и поедим. Не знаю, может, ты и способна скакать на своих ножках-палочках круглыми сутками, а я живой человек. Все! Отдыхать!

Зарычал мысленно и пошел собирать подушки. Святая у нас на кровати спит. А я, как пес, на полу, на одеялах. Даже думать не хочу, что она устроит, если я просто хотя бы намекну о том, что можно бы рядом лечь, кровать-то «супружеская», нам номер в соответствии с маскировкой выдали.

Лучше совью себе нормальное мягкое гнездо на полу и высплюсь. Потому что сил моих уже нет еще по этому поводу собачиться. И ладно бы она визг подняла про неприличное поведение и недостойное думание. А если опять вот это вот устроит — свечку погасит, уголки губ из вечной полуулыбки опустит вниз и превратится из знакомой сволочи в призрак усталой скорби? К шатту такое удовольствие!

— Мне кажется, на полу неудобно.

Эта фраза застала меня в полунаклоне с горой подушек в охапке и пригвоздила к месту, словно кочергой в зад.