Небесные всадницы (ЛП) - Лоу Керри

Эйми не знала молодого человека, вошедшего в их дом, но дядя знал.

— Как твоя мать, Хейтон? — любезно спросил Джирон.

Эйми узнала это имя. Хейтон был сыном Эмилы, главы Гильдии Плотников. Дядя редко отзывался о нём хорошо. Молодой человек не ответил; он лишь оглядел маленькую мастерскую, и, похоже, увиденное ему не понравилось. На левой стороне груди у него был значок с эмблемой города — сломанным мечом на синем фоне, а на правой — эмблема Гильдии Плотников в виде скрещенных пилы и стамески. Эйми посмотрела на свои потрёпанные и грязные ботинки, затем на начищенные ботинки Хейтона. Он не из тех, кто ходит по городу задворками.

Его волосы были коротко подстрижены по бокам, но оставлены длинными сверху, где они были стильно зачёсаны набок и, очевидно, удерживались на месте с помощью пчелиного воска. По его круглому лицу можно было сказать, что он всего на несколько лет старше Эйми, но из-за его уверенного презрения он казался старше. Эйми была рада, что спряталась. Он жестко кривил губы, и она давно научилась избегать таких людей. Если они были жестоки со всеми, то с уродом они были ещё жестче. Он провёл пальцами по верхней части шкафа Джирона, затем присел на корточки, чтобы рассмотреть красивую резьбу. Если он и был впечатлён, то по его лицу этого не было заметно, когда он выпрямился.

— В этом году стоимость членства в гильдии выросла, — объявил он. — Сто монет.

— Что? — воскликнула Наура. — В прошлом году было шестьдесят.

Хейтон пожал плечами:

— Почти все кандидаты, баллотирующиеся на выборах в Совет Неравенства в этом году, обещают добиваться мира с племенами Гелветы и построить дорогу через тундру.

— Нам не следует выходить за пределы Кольцевых гор, — сказал Джирон так тихо, что Эйми едва его расслышала. — Мархорн создал для нас этот защищённый город, но мы будем в безопасности, только если останемся внутри.

Хейтон снова пожал плечами.

— Что ж, большинство кандидатов в совет решили, что пора отказаться от этого старого убеждения.

— Возможно, не все они будут избраны, — сказала Наура.

И опять, Хейтон просто пожал плечами.

— Даже если не все получат места, всё равно найдётся достаточно тех, кто поддержит это предложение, — сказал Хейтон, обводя взглядом мастерскую. Эйми отпрянула, когда он посмотрел на дверь кухни. — Дорога будет проходить дальше, а это значит, что каменщики и плотники будут вынуждены покинуть город. Нам понадобится больше учеников, больше инструментов, больше древесины, и все эти инвестиции будут поступать от гильдии. Это будет выгодная возможность для участвующих гильдий и их членов, но нам понадобятся ваши инвестиции заранее.

— Ты используешь хорошую новость о дополнительной работе, чтобы выпросить денег для своей матери, — сказала Наура.

— Разумеется, все, кто вложит деньги, получат долю прибыли. — Он повернулся к Джирону, который до сих пор молчал. — На дорогах можно заработать больше, чем на шкафах, старик.

Эйми знала, что если бы дядя не состоял в Гильдии Плотников, то не получал бы заказов, а в любых крупных проектах, инициированных советом, участвовали бы только члены гильдии.

— Я заплачу, — тихо сказал Джирон. — Мне просто нужно закончить этот шкаф и получить остаток денег от Фулкендена.

— Ну, не тяни слишком долго, старик. Твои деньги должны быть у меня через десять дней.

В мастерской воцарилась тишина, когда Хейтон ушёл. Эйми выскользнула из кухни и протиснулась под руку дяди. Он обнял её, а затем взял за руку жену.

— На следующей неделе всё наладится.

Раньше Эйми ему верила, но теперь не была так уверена.

— Как, Джирон? — спросила Наура. — Фулкенден обещал тебе сто двенадцать прэссов за этот шкаф. Этого будет недостаточно. А без членства в гильдии ты потеряешь своих клиентов и…

Джирон оборвал её, тоже притянув к себе. Эйми уткнулась лицом в волосы тёти, наслаждаясь близостью единственных людей, которые когда-либо осмеливались прикасаться к её странной коже.

— А теперь, — сказал дядя, высвобождаясь, — Наура, возвращайся в постель и отдыхай. Эйми, тебе нужно подмести, а мне нужно закончить шкаф.

В ту ночь Эйми сидела на подоконнике в своей маленькой спальне на чердаке. Она подтянула колени к груди и положила на них голову, глядя в окно. Её длинные локоны рассыпались по ногам, как стружки, белые пряди перемешивались с тёмно-каштановыми. На неё смотрело отражение её странного лица. Она ненавидела эту белую бровь, нависшую над белыми ресницами, и то, как странно это выглядело, потому что с другой стороны они были тёмно-каштановыми. С наступлением лета её веснушки начинали темнеть, но только с правой стороны лица, из-за чего бесцветная половина выглядела ещё хуже. В детстве она думала, что её странное лицо — признак того, что её искра слаба, и она умрёт молодой. Она протянула руку и вытерла конденсат на окне, размазав своё отражение. Затем она уставилась сквозь него наружу.

За окном виднелась мешанина из крутых шиферных крыш, красных кирпичных стен и деревянных пристроек, посеревших от времени. Всё было как-то наперекосяк, так что трудно было понять, какая часть какому зданию принадлежит. Перпендикулярно её окну тянулась длинная стена ткацкой мастерской на Вулкен-стрит с деревянным балконом по всей длине. Несколько балясин сгнили, и дядю всегда раздражало, когда он видел, что за деревом не ухаживают.

На углу балкона давным-давно кто-то прикрепил резную статую Кьелли. В этой статуе она была далеко не так красива, как на Кворелл-сквер; её нос был сломан, а одна рука покрыта зелёным лишайником, но Эйми нравилось, что статуя смотрит прямо в её окно. Иногда по ночам, когда облака и луна были благосклонны, маленькая статуя купалась в серебре. Это было не сегодня, но Эйми всё равно сидела, опустив голову на колени, смотрела на Кьелли и представляла, какой красивой она, должно быть, выглядела, когда шла по улицам Киерелла, её длинные волосы развевались, а тонкая ткань юбок шуршала по булыжникам. Эйми нравилось думать, что Кьелли приняла бы её и заступилась бы за неё перед хулиганами. Она была бы защитницей Эйми.

Глава 3. Риски и Смерти

Эйми сидела у окна в узком коридоре на чердаке над мастерской своего дяди и ковыряла болячку на губе. Прошло три дня с тех пор, как она столкнулась с Райноном и другими хулиганами. Несмотря на настойчивые уговоры Науры, она с тех пор не выходила на улицу.

Дверь наверху лестницы была открыта, и она слышала, как внизу кто-то пилит. Обычно этот звук успокаивал, но сегодня она беспокоилась, что дядя слишком сильно нагружает себя. У Джирона была неделя, чтобы закончить шкаф и получить достаточно заказов, чтобы заплатить взносы в гильдию. Вот почему он так усердно работал, но прошлой ночью Эйми заметила у него на шее сыпь. Она выглядела так же, как та, из-за которой её тётя теперь вынуждена лежать в постели. Однако Джирон настаивал, что им обоим становится лучше, и Эйми сказала себе, что верит ему. От мысли о другом варианте ей казалось, что её сердце сжимает когтистая рука.

Резкая боль и медный привкус крови подсказали ей, что она успешно содрала корочку. Она облизнула окровавленную губу.

В торцевой части чердака было треугольное окно, и это было её любимое место. Окно находилось высоко, на самом верху, и добраться до него можно было только по стропилам. Когда ей было восемь лет, она научилась проскальзывать между стропил, зацепляясь пяткой за большую балку, проходившую по всей длине чердака, и подтягиваться. Там был небольшой угол, где сходились две балки поменьше, и она положила на это место подушку, сделав себе сиденье у окна.

Через окно Эйми видела Чизл-стрит и перекрёсток, где она пересекалась с более широкой Милл-стрит. Со своего места она могла наблюдать за этим маленьким кусочком городской жизни и чувствовать себя его частью, не рискуя выходить на улицу. Она часами сидела, поджав ноги, на балке напротив и смотрела. Сегодня из-за моросящего дождя улица внизу казалась размытой. Люди скорее спешили, чем прогуливались. Дождь размыл красные кирпичные стены Киерелла и сделал тёмно-серую черепицу похожей на грозовые тучи, нависшие над зданиями.