Целительница из Костиндора - Теона Рэй

Я ж никому не скажу! Мы подруги, правда ведь? Ты только помоги мне, дай эту настойку. Я замуж хочу, не хочу, как ты, всю жизнь в девках просидеть!

Звонкая пощечина заставила ее замолчать. Случайно это вышло: я разозлилась. Глаза горели от подступающих слез.

Подруга ахнула и раскрыла рот в немом изумлении, прижав ладонь к покрасневшей щеке.

– Анка, ты!..

Я зло скрипнула зубами, сдерживая слезы.

– Ты поверила тому, кто ни дня своей жизни не прожил без стопки самогона. Мы с тобой знакомы с самого детства, но ты поверила ему. Я не опаивала Кузьму, к чему мне это? Сама-то подумай!

– К тому, что ты уже старая, а мужика ни разу не было! – взвизгнула Софья, и ее крик разнесся над спящей деревней.

Залаяли беспокойные псы, откуда-то послышалось грубое «Заткнись!», и лай стал тише.

– Я не старая. – Горячие слезы текли по лицу, а я и не думала их вытирать. – А что мужика у меня нет, меня ничуть не беспокоит. И если бы я могла кого-то опоить любовным зельем, то это был бы Митька.

Я не хотела этого говорить. Видит бог, не хотела. Митяй меня вообще не привлекал как мужчина, да и Кузьма, в общем-то, тоже. Но Софья позволила себе оскорбить меня, и я почувствовала острое желание уколоть ее в ответ.

Когда опомнилась, стало уже поздно. Софья бегом скрылась в темноте, и только удаляющийся глухой топот напоминал о том, что мгновение назад она была здесь.

Я вытерла мокрые щеки, резко развернулась и быстрым шагом влетела в дом. Дверь едва не рухнула на пол, мне удалось вовремя ее удержать.

Завтра утром, а может быть, уже даже прямо сейчас вся деревня будет обсуждать, что я влюблена в Митяя. Надеяться на то, что эта новость перекроет предыдущую, не стоило. Скорее, она только разожжет и без того лютую ненависть женщин.

Митяй многим нравился. Да, он выпивал, и довольно часто, но был рукастым и добрым. Когда коровы с пастбища сбегали, так он самый первый шел их искать. А когда лисы подрали куриц Веркиных, Митяй отдал ей трех своих лучших несушек.

Митька мог бы стать отличным мужем, но жениться не хотел.

А тут такая новость: девка, которую побили за то, что она залезла в кровать к чужому мужу, вдруг оказалось, любит завидного холостяка!

Чудом будет, если за мной снова не придут с вилами.

Права бабушка: меня должны бояться так же, как ее. В конце концов, именно я стану целительницей в деревне после нее. Без меня здесь все зачахнет, и, стоит мне только отвернуться от соседей, уйти отсюда куда угодно, от деревни останется только пыль.

– Аннушка? – Слабый голос бабули выдернул меня из размышлений.

Я бросилась в спаленку, опустилась перед кроватью на колени.

– Что, ба?

– Кто приходил?

Бабуля дышала тяжело и часто, ее трясло.

Я растерянно смотрела на то, как вздымается ее грудь под одеялом, и что-то щелкнуло в моей голове.

– Ба, ты как себя чувствуешь?

– Софья, да? Софья приходила? – Ее дыхание прерывалось, она не могла открыть глаза. – Аннушка, догони ее, скажи, что ты солгала. Ты одна остаешься, совсем одна. Она не должна рассказать никому, что ты Митяя любишь. Убьют ведь тебя, и я помочь уже не смогу…

– Ба! – Я схватила тощие руки старушки и ужаснулась: такими холодными они были. – Что принести? Скажи, что болит? Грудь? Живот? Ты не можешь дышать? Бабушка!

Бабуля захрипела. Задергалась. Я вскрикнула и вскочила на ноги.

– Ба!

Она вздохнула в последний раз и затихла. Комната погрузилась в звенящую тишину.

Глава 3.

ГЛАВА 3

Я склонилась над бабушкой, не дыша. На ее лице умиротворение, губы сжаты в тонкую линию.

– Ты чего это, ба? – прошептала я неверяще. – Ты… ты меня оставила?

Осознание пришло внезапно. Сердце прострелило жуткой болью. В груди разрасталась дыра, такая черная, что затягивала в себя всю меня без остатка. Воздух стал вязким. Я не могла вздохнуть, не могла выдохнуть. Мелко задрожали руки, а ноги сделались ватными.

Я рухнула на пол. Вцепилась в край одеяла, которым была укрыта бабушка, и стиснула его до боли в пальцах.

Прислушивалась к оглушающей тишине в надежде уловить тихое дыхание. Но только поленья в печи трещали, догорая, да ветер шумел на чердаке.

Раздался вой. Я не сразу поняла, что мой собственный.

Бабушка чувствовала свою смерть, знала, что уйдет сегодня. Я в этом не сомневалась. Бабуля говорила, что старики всегда знают, когда придет их конец.

– Ты зачем это?.. – шептала я, глотая слезы. – Как я без тебя жить-то буду, ба? Ты же… Ты же единственный мой близкий человек. Я не смогу, бабуль, не смогу без тебя!

Она, конечно, не ответила. Я уронила голову на кровать, с трудом пересилила себя и взяла маленькую сухонькую руку в свою.

Сколько так сидела, не знаю. Поленья трещать перестали, и ветер затих.

Слезы кончились. В этот раз, кажется, навсегда.

Я поднялась на ноги, дотронулась до бабушкиной щеки и шепнула:

– Спи спокойно, родная. Не переживай, я похороню тебя рядом с твоими мужем и сыном. Вы снова вместе, ба. А я… Я справлюсь. У меня выбора нет. Не волнуйся за меня там, на Том свете, ладно?

Бабуля всегда говорила мне, что смерти бояться не нужно. Что на Том свете души обретают покой, а все человеческое и дурное становится неважным.

Мне было десять лет, когда она говорила мне это. Тогда от тифа умер мой дед, муж бабушки, и я безустанно плакала много дней и никак не могла понять, почему бабуля не проронила ни слезинки.

А потом погиб ее сын, мой дядя. Он был старше меня лет на пять, и я считала его сильным, взрослым мужчиной. Он отправился за водой к реке и утонул. Сильный и взрослый не справился со слабым течением.

И снова бабушкины глаза были сухими. Я даже думала, что она не любила ни мужа, ни сына, но она объяснила:

– Нельзя горевать по умершим. Наши страдания не позволяют душам проститься с этим миром и уйти в другой. Их нужно отпустить легко и с улыбкой и надеяться, что вы однажды встретитесь.

Я тряхнула головой, прогоняя воспоминания. Осмотрелась в спаленке: кресло у окна да сундук для вещей. Даже