Соловьи не поют зимой - Марина Кравцова

многие годы. Пан Чжэнь никогда не любила отца, только сейчас это было неважно. Она выскользнула из укрытия и рванула по траве к тому месту, где осыпались остатки огненного божества. И нашла его. Сяо Бай был жив, но его сознание с трудом удерживалось в теле бессмертного.

— Отец… — Пан Чжэнь обернулась человеком и упала на колени. — Папа…

Он приоткрыл глаза, которые полностью заволокло тьмой.

— Я… проиг… рал… — прохрипел он. — Справедливая цена за… — Сяо Бай кашлянул, и с его губ стекла струйка крови, которую Пан Чжэнь тут же вытерла. — Ты достойный глава… приведи наш клан к… искуплению.

— Папа… — прошептала Пан Чжэнь, не замечая, как по её щекам катятся слёзы.

Сяо Бай взял её руку.

— Передай драконам… это я… я был тем… — он снова закашлялся и долго не мог продолжить.

— Что? Что передать? — поторопила Пан Чжэнь. Она уже чувствовала, что ему осталось недолго.

— Я исчезаю… мой дух умирает… я должен признаться. Я был спутником Байцзуна в том далёком путешествии, — из его рта выходили булькающие звуки, и Пан Чжэнь приходилось прислушиваться, и сам Персиковый край будто помогал ей в этом. Вокруг стояла глухая давящая тишина. — Мы дружили, он мечтал даровать имуги свободу, но я… я сам всё…

— Не говори так. Драконы всегда… — возразила Пан Чжэнь, но отец перебил её:

— Нет. Я виноват. Байцзун влюбился в соловья, в девушку необыкновенной красоты. В ту же самую девушку влюбился и я. Но она выбрала его. И я ушел… но не мог забыть её и не мог простить другу её выбора. Я забыл о наших общих мечтах, обо всём, что Байцзун сделал для меня, и связался с нечистью… стал действовать против Байцзуна. А он ничего не знал. Он женился на Соло… вушке и подарил ей жемчужину. И тогда я будто сошёл с ума… жемчужина завладела моими мыслями, она словно вызвала во мне страшную одержимость. И я стал строить планы. Я решил, что смогу забрать себе и жемчужину, и девушку, но…

Пан Чжэнь склонилась ниже, чтобы слышать его лучше. Голос Сяо Бая затихал.

— К тому моменту у Байцзуна и Соловушки появились дети, а я, не замечая их счастья, натравил на них ораву нечисти… ради жемчужины… и она… женщина, которую мы оба так любили, пожертвовала собой. Байцзун не успел её спасти, а я… я просто не знал. Он гнался за мной до самого острова Пэнлай и там едва не убил…

— Едва? — удивилась Пан Чжэнь.

— Он не смог нанести последний удар. Во имя нашей дружбы. Но я тогда был молод и не понимал этого, я винил во всём его. Моё сердце ожесточилось, а жемчужина стала главной целью… жемчужина, которая теперь вечно охраняла покой нашей возлюбленной.

Слёзы Пан Чжэнь текли по щекам, скапливались на подбородке и капали вниз. Одна из них упала на лицо отца, и его взгляд прояснился.

— Дочь моя… доченька… — он потянулся к ней рукой. — Феникс вернётся… ухо… ди… — его пальцы лишь слегка задели её щёку, а затем рука безвольно упала.

Пан Чжэнь обняла отца и заревела, не замечая, как его тело вспыхнуло ярким пламенем. Феникса нельзя было убить, его духовную сущность невозможно уничтожить… лишь вытолкнуть. Феникс возрождался из пепла. Языки пламени — необжигающие, незаметные — окутали их обоих, юркнули под ресницы мужчины, и мастер Тиссонай открыл глаза.

— Звёздочка? — удивлённо проговорил он.

И Пан Чжэнь отпрянула, испуганно отползая. Перед ней был явно не её отец. Во взгляде этого мужчины сияло благородство, его точёное лицо, обрамлённое лёгкими волнами волос, выражало тревогу. Он присмотрелся, и плечи его печально опустились.

— Не Звёздочка… имуги, занявшая её тело и… новый глава клана, полагаю? — Тиссонай поднялся и сел, с интересом разглядывая девушку.

Она же смотрела на него со страхом и любопытством.

— Такая уж у меня способность. Я видел и слышал всё, и бой, и то, что он сказал тебе… Удивительно, — Тиссонай вдруг улыбнулся. — Имуги с жемчужиной в этом месте, рядом с моим храмом в теле моей ученицы… Какова судьба.

Пан Чжэнь сглотнула.

— И что? Убьёте меня, расскажете всё драконам сами?

Он улыбнулся ещё шире и покачал головой.

— Сам расскажу, сам, но убивать не буду. Я придумал другое наказание. Будешь моей ученицей?

Пан Чжэнь приоткрыла рот и быстро, пока он не передумал, встала на колени и сделала три поклона.

— Рада приветствовать Учителя, да воссияет его образ над Персиковым краем.

Тиссонай поднялся на ноги и протянул ей руку.

— Вставай. Посмотри, на кого ты похожа, кто приносит клятвы в таком виде? Идём в храм, проведём церемонию как положено.

Глава 20

Надя не поняла, что произошло. Инчэн победил? Да, она видела падение врага. Но её любимый…

Чувствуя, что жизнь и судьба висят на волоске, девушка бросилась к нему, приподняла, тормошила, ловила его дыхание… Ничего. Нет дыхания. Нет жизни. Но как же так? Разве он может… её небесный дракон… её Инчэн… её радость… разве может он вот так просто умереть⁈

— Родной мой, очнись, — просила Надя и гладила его лицо, целовала веки и губы. — Мы прогоним её, эту смерть. Пожалуйста, Инчэн… Ну, пожалуйста, ответь мне!

Но он молчал.

Надя ощутила, как настоящий мертвенный холод пробирает её саму, медленно вытягивая нервы. Она наконец осознала произошедшее.

— Инчэн…

Нет, она не может его отпустить. И ведь могла бы спасти… Ещё тепла кожа, которой касаются её губы, и его душа где-то недалеко… Могла бы — песнь влюбленной Соловушки в волшебном облике даже смерть может отогнать от суженого! Но… соловьи не поют зимой. Пусть даже здесь — весна, и ничто в Персиковом крае не напоминает снежную пору её земли, но лишь родное Запределье высвободило бы воскрешающую песнь соловья.

Надя глухо застонала сквозь стиснутые зубы. Все внутри разрывалось и кровоточило. Кто… кто придумал этот безумный закон⁈ Да кто может помешать ей спеть сейчас — так, как она хочет, как она умеет? Нет никакой зимы! Пока она его касается, пока любит и отдаёт ему себя — у неё в душе весна. Вечная весна. Она сама — весна!

Ни мгновения больше не медля, девушка обернулась птицей. Первая трель вырвалась из соловьиного горлышка