Моя навеки, сквозь века - Марина Повалей

— А вы?

— Смею надеяться, я не глупец. И я уверен, что опасность просто затаилась, выжидает, готовится к броску. Мне нужен ваш жених, нужен в деле спасения Родины.

— Василий Александрович никогда не откажется помочь, почему вы сами его не попросите?

— Потому что я попросил, а он отказал. Он и раньше очень неохотно оказывал мне… пусть будет помощь, а в нынешнем деле – наотрез.

— Вы пробовали уговорить его? Найти что-то, что его заинтересует?

— Вы очень умная барышня, Алиса Ивановна, — проговорил задумчиво, ставя локти на колени, и оказываясь ко мне ближе, пахнуло едким табачным дымом и одеколоном, — умная не по годам, и не по воспитанию, — ответа он не дождался, болтать я умею, но недержанием не страдаю, превосходно умею и молчать. А пытаться очаровывать фсбшника – лучше обойтись, — что ж, — он понял, что комментариев не будет и продолжил: — понимаете, ваш жених – самородок в своём роде, как камень без огранки. Всем известно, что за народ, его брат гвардеец – бесшабашные моты и кутилы, живущие не по средствам, отчаянные сорвиголовы, что интересуются только войной, а в перерывах женщ… азартом, азартом. Они считают себя выше политики, только те, кто доживают, потом всё равно в неё и идут, ни бельмеса в ней не смысля, — снова пауза, и снова ждёт от меня комментариев? Не дождался и продолжил: — однажды ваш жених, по воле случая стал свидетелем заговора среди офицеров. Это покоробило его идеалы, его веру в принципы гусар, и он пришёл ко мне, движимый ответственностью перед отечеством предотвратить трагедию, тогда у нас всё получилось, — Герасимов прокашлялся, — потом, иногда, мне удавалось привлечь его, хоть и крайне редко. Сейчас же, только он один может нас спасти, но он упёрся, наотрез отказывается!

— Что вы от него хотите? Какую помощь?

— Он должен пойти в государственную думу.

14.04

Я хохотнула.

— Я правильно вас поняла? Не пойти, в смысле сходить, а пойти политиком?

Мой смешок его покоробил, если не оскорбил, расслабленность слетела.

— Всё верно. Скоро выборы, ему нужно пойти на выборы и выбраться.

Вообще, это прекрасная идея. Просто отличная, если бы не одно но: как делается у нас обычно, бросят человека с задачей и справляйся, как можешь.

— Его никто никогда не выберет. За либералов он никогда не пойдёт, за монархистов… они тухлые эти монархисты и противоречат сами себе…

— Продолжайте.

— Слишком мало времени, кто его выберет? По всему Питеру уже вовсю висят плакаты от либералов, в каждом ежевечернике они обещают землю, честную оплату труда, а что обещают монархисты? Правильно! Они по умолчанию обещают вернуть старые порядки. Монархисты ничего не обещают, они считают ниже своего достоинства что-то обещать, они считают, что им итак все всё должны, потому что триста лет назад так решил человек, по воле случая оказавшийся на троне. А то, что с тех пор не нужно ехать два дня, чтобы услышать человека, а достаточно минуты времени и телефонного звонка, то, что теперь есть поезда и автомобили, они предпочитают не замечать, за исключением, когда им это нужно лично.

— Вы либералка?

— Я реалистка. И так же как и вы, вижу, что происходит. У нынешнего порядка нет шансов на жизнь, абсолютная монархия… она как опухоль на теле человека. Она растёт и крепнет, благодаря аппарату власти, но отравляет собой всё: огромную страну, которой нужны новые веяния, губит талантливых людей, потому что он родился не в той семье… вы знаете, что лекарство от чумы изобрёл одессит? Что ему нужно было просто дать работать. Уверена, он фанатик, как и все больные своим делом. Просто бы посадили его в лабораторию, где меняли бы поднос с едой, дали бы дом его семье, да на прокорм, чтобы человек мог спокойно работать. Но – он еврей. В котором поколении люди в его семье уже русские, но из-за дурацких предрассудков ему пришлось ехать в Европу и совершать прорыв в науке там. Нам уже давно не нужно ждать, пока один на миллион талантливый мальчик дойдёт из Астрахани до Питера. Этих мальчиков уже сотни здесь. И все они хотят делать своё дело. Развивать промышленность, строить дороги, открывать химические элементы и изобретать лекарства, но вместо этого, их только ополчают против себя. Посмотрите на ваш госаппарат – у вас армией командует быдло-дядька царя, которого ненавидят, но ничего не могут с ним сделать, флотом – его безмозглый брат, который, не таясь на деньги для постройки кораблей покупает драгоценности любовнице, смеясь, дарит ей алмазы, купленные на деньги, пожертвованные для нуждающихся, он смеётся над людьми, над голодными людьми, которые всё злее и злее с каждым днём. Они все, все эти люди, многочисленные дядьки, братья, тётушки и сёстры царя, они же все считают государственную казну своим личным кошельком. Для них купить виллу в Ницце, как сходить в булошную, в то время, как рабочий из Рязани пешком идёт на зимовку в Питер, потому что здесь есть хоть какая-то работа, а с ней шанс, что его дети не умрут этой зимой от голода.

— Вы же понимаете, что я могу арестовать вас сей же час за такие речи.

— Понимаю. А ещё понимаю, что вы понимаете, что так думаю не я одна. Всех не арестуете. Ещё я понимаю, что крах этого мира неизбежен. Он уже содрогается в предсмертной агонии. Ни вы, ни другие – вы просто этого не видите, вы живёте в этом. Ходите на службу, делаете свои дела, но скоро всё это взорвётся.

— Но вы – нет?

— Что?

— Мы не видим, но видите вы?

— Я устала от несправедливости. Не знаю, Александр Васильевич, в каком мире живёте вы, но я устала от чувства, раздирающего мне грудь каждый день, когда я вижу, как кто-то радуется просто чашке молока, в жизни не пробовавши сдобы, а другие кормят пирожными собак. Собак! Нужных для забавы, а на их содержание можно было бы прокормить семью. Вы не видите этих людей, возможно, скорее всего, я слышала о вас, думаю, вы хороший человек. Честный и доброта вам не чужда, но вряд ли в ловле террористов у вас есть время остановиться и увидеть, как живёт простой народ. Мы читаем газеты, а