В самом Сердце Стужи. Том III - Александр Якубович

крики толпы сожжет образ отступающей зимы. Как Петер прочитает вечернюю молитву для всего города.

Это был важный день, который я уже практически полностью распланировала еще до отъезда Виктора на учения, но теперь взорвавшийся котел и этот странный проект, с которым мой муж бесконечно возился у кузнеца и колёсника, превратил все эти планы в пыль. И пусть, я была умудренной годами женщиной, прошедшей через множество тягот, я смирилась с тем, что котел для варки и странное приспособление на основе телеги важнее, чем какое-то чучело и красование пред чернью, но вот чего я не могла простить Виктору Гроссу, так это истории с Хильдой. Я так долго терзалась мыслями о том, что сделала нас должными перед Морделами, попросив их подручных для ареста общинников! Так сомневалась, правильно ли поступила! А этот мужчина уже принял присягу от их единственной дочери и пообещал ей брак со своим вторым заместителем! И ни слова мне не сказал!

Так что теперь я вовсе не желала его видеть.

Нет, это была не детская обида, но скорее обоснованное раздражение. Я хотела дождаться, когда у моего мужа появится больше свободного времени и, может быть тогда, он соизволит ввести меня в курс своих дел. Ведь он сам обозначил мой статус — не просто молодой жены, но и полноценной хозяйки Херцкальта. Но вот только что я за хозяйка, если не в курсе столь важных решений, которые принимает мой супруг⁈

Пока же я копила злость и обиду на Виктора Гросса, мужчина, как ни в чем не бывало, перебирал свои вещи, выбирая, на его взгляд, наиболее нарядные экземпляры.

— Это небольшое свидание никак меня не отвлечет от работы, — проговорил мой муж, рассматривая на свету очередные штаны, — да и зачем работать, если нельзя сходить со своей женой погулять?

— Просто скажите, что мастеровые отказались заниматься вашими проектами в праздничный день, — фыркнула я, отворачиваясь к окну.

— И это тоже, — крайне легко согласился барон, хотя я только что подловила его на пустословии. — Но вместо того, чтобы пойти в кабинет, я решил вернуться к нашим старым планам. Вы же хотели поджечь в этом году чучело, так?

Я бросила на мужа короткий удивленный взгляд. Про чучело я упоминала лишь единожды, но и тут он все перепутал.

— Я говорила, что вы должны поджечь чучело, чтобы показать, что вы лорд и имеете на эту почетную роль больше всего прав, — ответила я, продолжая смотреть в окно.

Праздник же набирал обороты. Народ ходил меж лотков, выбирая безделушки или другие товары. Было сегодня на площади и много общинников, которые принесли на площадь веники, плетеные лапти, корзины и прочие продукты своего простенького ремесла. Зимой у крестьянина дел было не так и много, так что селяне старались заниматься в межсезонье тем, на что не хватало времени весной, летом и ранней осенью: ремеслами, починкой одежды и инвентаря, обучением младших. От всех этих занятий оставались побочные продукты. Тут успели лишних корзин наплести, тут остались снегоступы или веники, здесь — младшие дочери из обрезков нитей и пряжи наплели браслетов или простеньких шнурков для подвязки волос. Все это не пропадало даром, а собиралось и выносилось на вот такое сезонное торжище. В обычные дни за место на рынке требовалось уплатить городскую пошлину, но на время ярмарок, как сегодня, торговать могли все желающие, причем чем угодно.

Я не заметила, как барон подошел ко мне. Широкая мужская ладонь мягко легла на мое плечо, но от этого прикосновения становилось только горше; хотелось дернуться, вывернуться, избежать этого касания. Изо всех сил борясь с нахлынувшими эмоциями, я напряглась, а сама продолжила наблюдать за людьми и рыночной площадью, видневшейся из-за замковой стены.

Виктор будто бы что-то почувствовал. Как его рука появилась, так и исчезла. Словно разочарованно, барон скользнул пальцами по моему платью, но отступил. Ничего не сказал, ничего не сделал. Хотелось обернуться, высказать всё, что накипело за это утро, но я удержала себя в руках. Эмоции — это удел мужчин. Они помогают им побеждать и двигаться вперед, они дают им сил продираться к вершинам. Мужчина — это яростное пламя, а женщина же — тихая заводь. Нам положено быть спокойными и смиренными, терпеливыми и добродетельными.

Мы должны быть той опорой, тем спасительным уголком, который поможет мужчине не сгореть в пламени своих страстей. И сейчас Виктора обуяло то самое пламя. Он погрузился в дела надела, он правил землями, которые получил, так, как умел. Он прислушался ко мне касательно голода, он принял мои тревоги и сейчас работал над тем, чтобы увеличить посевные площади, ведь в этом была суть этой странной телеги-сеялки, которую барон вместе с колесником и кузнецом пытались смастерить.

Я все это понимала и мне бы радоваться, но перед глазами стояла картина того, как грудастая, пышущая здоровьем, белокурая Хильда становится на колени перед моим мужем и своими пухлыми губами касается его пальцев. Это был всего лишь обряд принесения присяги — поцеловать руку и приложить свое чело, но так делали мужчины. Так они выражали свое подчиненное положение. Женщины присягу не давали, а если таковое и случалось — то это было крайне редкое явление. Совсем как с дочерью Морделов и моим мужем.

Но перед глазами стояла совершенно иная картина, я видела в этом жесте другой окрас. Разговор, который был у нас с мужем касательно его вкусов и предпочтений в женщинах совершенно выветрился из головы, остались лишь обрывки фраз. Единственное, что я четко запомнила из его слов, и что сейчас раскаленным гвоздем пронзало мою голову, так это то, что Виктор Гросс больше всего ценил в женщинах ум. Хильда была умна и образована. Не так умна и образована, как я, но она, как дочь зажиточных купцов, была полезна для Виктора намного больше, нежели внебрачная дочь графа Фиано. А учитывая нравы свободолюбивого Ларса…

Спираль моих раздумий почти затянула меня на самое дно той самой омерзительной черной зависти, которая разъедала мою душу с момента восхода красной луны. Я уже было хотела обернуться и заявить, что я никуда не пойду, и Виктор может вернуться к своим делам, а лучше — пусть идет на празднование один, но обнаружила, что все это время муж стоял за моей спиной. Стоял и очень внимательно наблюдал.

— Итак, что происходит? — спросил Виктор Гросс.

Он достал лучшие штаны и рубашку, которые у него были —