Сезон помидоров, или Пари на урожай - Илана Васина

—...В моей деревне живут мудрые люди. Они говорят, — продолжает она, — не разевай рот на то, что тебе не по зубам. Или останешься без зубов.

Я потихоньку закипаю. Не хотела конфликтовать, но уж извините, это ни в какие ворота.

— Какое любопытное наставление, — протягиваю я. — У вас что, земляки камни порывались жевать?

— Камни никто не жевал. У нас было принято трезво оценивать ситуацию. Например, заключать брачные союзы с равными себе.

— О! Так вы из деревни философов? — оживляюсь я. — Сначала философия камней, теперь философия брака. Боюсь даже спросить, какой у вас следующий трактат. "Не возжелай господина своего"?

Женщина пронзает меня неприязненным взглядом, и я со вздохом понимаю: поездка окажется куда неприятнее, чем я надеялась. Может, стоило промолчать? Просто проигнорировать её нападки?

— Я вижу насквозь жадных девиц, — прищуривается, — голодных до мужского покровительства. Знаю их путь. Обычно он заканчивается в борделе.

Вот колючка. Вроде не оскорбляет меня напрямую, а чувство такое, будто помоями облили.

Я делаю большие глаза:

— Бордель? Это что-то из архитектуры? Увы, я не сведуща. Но приятно видеть, что у вас опыт куда шире моего.

— Да, — торжествующе произносит. — Я многое знаю. Например, мне известно, что у милорда есть уже суженая.

Она с вызовом смотрит мне в лицо, будто ожидая возражений или протестов.

А я не собираюсь протестовать.

Мне даже нравится выбор слова. Ведь «суженая» — это не невеста, а девушка, судьбой предназначенная стать женой. Так можно сказать про любого мужчину, даже самого закоренелого холостяка. В теории, у каждого есть своя половинка.

— Кто она — суженая милорда? — спрашиваю я, хлопая ресницами. — Наверно, баронесса? графиня? Или, может быть, королевна?

Женщина пронзает меня сердитым взглядом и замолкает, а я едва удерживаюсь, чтобы не фыркнуть. Радуюсь, когда мы наконец выходим из экипажа у садового магазина. Ведь это даёт возможность подальше отойти от вредной спутницы. Вдумчиво закупаюсь семенами, артефактом роста и лейками с крылышками, которые сами будут летать и поливать грядки.

Эфимия расплачивается за мои покупки, которые кучер относит в карету, и мы направляемся назад в тишине. Похоже, она поняла, что словами меня не зацепить, и решила изводить презрительным молчанием.

А я даже благодарна за возможность внимательно, без помех изучить записи, сделанные в магазине. На сей раз я подробно расспросила продавщицу, и теперь мне известно, сколько капель артефакта понадобится на семена, сколько — на сеянцы.

Осталось лишь рассчитать, сколько времени уйдёт, чтобы вырастить урожай с нуля при максимально благоприятных условиях. И главное — понять: успею ли я за пять дней?

Глава 44

Цифры только-только начинают складываться в цельную картинку, как вдруг моя спутница обрывает тишину. Она с горечью произносит:

— Однажды Торвен меня спас. Я в долгу перед ним. Вот почему я его защищала и буду защищать. В том числе от девиц, которые могут ему испортить жизнь.

— А кто это — Торвен? — говорю рассеянно, по-прежнему рассматривая цифры.

— Вы не знали, как зовут герцога Регальдиса?! — в её голосе столько презрения, что я, мгновенно оторвавшись от бумаги, всматриваюсь в её лицо.

Поджатые губы. Уверенность в собственной правоте. Взгляд свысока. М-да… После такой экономки никакие свекрови будут не страшны.

Я могла бы соврать, что знала имя Регальдиса, — Боже, он оказывается, герцог?! — но не подозревала, что речь идёт именно об этом Торвене. Ведь называть человека по имени — это привилегия близких людей, а не прислуги. Но не хочется ни оправдываться, ни вставлять шпильки. Мне надоели её игры.

Несколько секунд уговариваю себя промолчать, проигнорировать её выпад, но любопытство всё же берёт вверх:

— А как он вас спас?

Секундное колебание — и женщина усмехается:

— Это только меня касается. И милорда.

Прикусываю губу, чтобы не сорваться. В груди больно колет, и я мысленно ахаю.

Вот коза! Она меня всю поездку пыталась уколоть — и в конце концов, у неё получилось. Нащупала уязвимое место, о котором я сама не подозревала, и воткнула туда иголку.

Я вдруг некстати замечаю, что Эфимия довольно красива. Конечно, на мой взгляд, это красота мраморной статуи, а не женщины. Холодная и непроницаемая.

Но при этом нельзя отрицать, что у неё правильные черты, классический овал лица, тонкая талия и большие выразительные глаза с длинными тёмными ресницами. Наверно, если бы она чаще улыбалась и распустила волосы, или хотя бы сделала причёску вместо строгого пучка на затылке, то выглядела бы очень привлекательно.

Это открытие меня расстраивает. Расстраивает так сильно, что, не удержавшись, я бросаю:

— Милорд и меня спас тоже. И даже не раз. Я благодарна ему не меньше вашего. Но, знаете, защищать мужчину от благодарности женщин — это не преданность, а какая-то болезненная привязанность. Или, может, даже… нездоровая любовь!

Эфимия упрямо поджимает губы. Но я вижу, как в её глазах мелькает удовлетворение. Она поняла, что задела меня, и радуется этому.

А вот я радуюсь, когда кучер наконец подъезжает к моему дому, и мне удаётся выбраться из тесного пространства, заполненного плохой энергией. Слова экономки зудят в голове, словно назойливая муха, но огород требует моего внимания, и я стараюсь погрузиться в заботы.

Кучер — крепкий пожилой мужчина — помогает сгрузить покупки к двери. Активно ему помогаю, буквально летая над землёй, — столько энергии я чувствую после поездки в город.

Ношусь от семян к артефактам. Разбавляю жидкость, в которой замачиваю семена. Потом бросаюсь в огород и осматриваюсь. Лопухи — все до единого — находятся на месте. Видимо, лорд всё-таки был осторожен с ними, раз они снова не разбежались. И от этой мысли внутри почему-то становится тепло.

Оценив обстановку, начинаю снимать жалкие остатки урожая, складывая их в кадку.

Сегодня я купила в магазине весы. Они ручные, примитивные, поэтому помидоры приходится взвешивать частями. Вместо ста пятидесяти критов, на которые я рассчитывала, у меня в наличии оказывается всего двадцать шесть. Зато плоды радуют глаз — красные, сочные, мясистые. Правда, продавщица предупредила: через пару дней они начнут портиться. Если этот сорт не съесть сразу — всё пропадёт.

Я бы с радостью зафиксировала эти двадцать шесть кило в качестве первой части урожая. Но Дэшфорду весь урожай придётся сдавать единовременно, и этот пункт договора я помню особенно ясно. Подписывала его с лёгким сердцем, даже не думая, что он сыграет против меня.

Помыв помидор, вгрызаюсь в его кисло-сладкую мякоть и задумчиво разглядываю остальные плоды, горкой лежащие в кадке. Что с ними