Дневники фаворитки - Татьяна Геннадьевна Абалова

хватило дойти, — Радуца заново переживала услышанное когда-то от сестры. — Милена все тревожилась, как бы ты не замерзла, потому прикрыла сверху пуховым одеялом, что сама вышивала. Посмотри, оно в коробе с жемчужным платьем. Я сохранила его как память о твоей матери.

София пододвинула к себе короб, порылась в вещах, вытянула пожелтевшее от времени крохотное одеяльце. Кружевной край, на уголке тонкая вышивка. Погладила ее пальцами, потом прижала к лицу.

— Велица подметила, что, когда дракон из пещеры вылетел, ты ручками-ножками дернула и вся распеленалась. Наспех же собирались. А поправить возможности никакой не было: одной рукой корзину держала, другой — за луку седла уцепилась. А Волна так высоко стояла, что брызги и до вас дотянулись. Еще Селлар на полнеба. Страсть, как жутко!

— Почему же они сразу с собой Милену не взяли? — София никак не могла назвать другую женщину мамой. И Радуца была ей благодарна. Она всю жизнь переживала, как поведет себя дочь, когда узнает, что неродные. Кто они такие с Павой? Кузнец да крестьянка. А кто такая София? Королевская дочь. Но, видать, правильно воспитала девочку. Нос не задирает и слово «мама» произносит без обидной запинки.

— Велица рассказывала, что после родов Милена ослабла, поэтому решили, пока она в себя придет, Вокан сбегает и посмотрит, на самом ли деле ящер в замке живет. Вдруг у нее из-за горячки помутнение рассудка случилось, а они туда всем скопом заявятся. Сестра же помнила, как ее и стражников едва живьем не спалило. И еще Велицу смутило, что Милена посоветовала Вокану идти по пещере и кричать во все горло весьма странные слова: «Пришло время летать». Мол, она с драконом так договорилась.

Радуца вздохнула.

— Долго Вокан не появлялся, сестра уже отчаялась. Тогда Милена поднялась. Вся бледная, ноги дрожат. Говорит, пойдем потихоньку, а то пока медведь будет туда-сюда бегать, Волна замок накроет. Пошли. Велица в корзине тебя несет, а другой рукой Милену поддерживает. Раз остановились передохнуть, два. «Идите вперед, я догоню», — это были последние слова, которые от Милены моя сестра слышала. Побежала, думая, что вот-вот Вокан появится и поможет. А у самой сердце заходится. Вдруг его давно в живых нет? Тогда смерти никому из них не избежать.

Смахнула слезы Радуца, посмотрела на притихшую дочь. И такая щемящая нежность светилась в ее взоре, что София не выдержала, обняла мать. Вдохнула родной запах, зарылась лицом в душегрейку.

— Когда сестра увидела дракона, расправляющего крылья, то от испуга закричала. Он дернулся, резко обернулся и едва не придавил Вокана: тот как раз последние ремни на брюхе ящера застегивал. Седло, значит, все это время прилаживал. А оно таким тяжелым оказалось, что у Вокана от напряжения глаза кровью затянуло. Как Велица сказала, снаряжение и троим не под силу было поднять, а ее любимый один справился. Помог он Велице в седло забраться, ремнями прикрепил, чтобы не вывалилась, а сам назад за Миленой побежал. Сестра глянула за арку, на краю которой дракон застыл, и обмерла: Большая волна рядом, неба уже не видать. А Вокан ей кричит: «Успею! Милена небось на месте не стояла!»

— Не дождалась?

— Сам ящер как-то определил, что время вышло. Закричал трубно, крыльями взмахнул и прыгнул. Велица тоже закричала. Думала, вот и смерть пришла, потому как дракон не вверх полетел, а вниз. Это потом она смекнула, что вверх дороги не было. Их гребень Волны в два счета достал бы. А так они вывернулись, обманули Волну, хотя она их изрядно водой обдала. Дракон рухнул у холмов. Крыло так растопырил, что Велица по нему, как по горке съехала. Побежала вперед, ведь знала, что совсем на чуть-чуть Волну опередили. Уже на холме обернулась, и вот тут ее и проняло: дракон еще живой был, когда на него море обрушилось. Обрушилось со всей мощью, потащило, закружило. Но странное дело, мощь та вскоре иссякла. Словно Волна приняла жертву, которую давно ждала, и на этом успокоилась.

София еще долго сидела молча. Перед ее глазами стояла страшная картина: Большая волна пытается дотянуться до летящего дракона, в загривок которого вцепилась женщина. А в корзине дергает ручками дитя, освещенное, будто жемчужина, огромным ночным светилом.

— Самая сильная жемчужина, — прошептала Софи, вспомнив рассказ доктора Фурдика.

— А? — Радуца обернулась на дочь, мазнула по лицу тревожным взглядом. — Что ты сказала?

— Я говорю, погибший дракон всю жизнь искал самую сильную жемчужину. Не зря в его пещере лежали тысячи раковин. А в свой последний полет он вынес из-под Большой волны человеческое дитя.

— Из последних сил летел, но спас. Я думаю, боги зачли этот поступок драконьему племени, поэтому перестали насылать Большую волну.

— Но отняли у людей селлары. Магические жемчужины без Волны почти невозможно добыть. Папа сказал.

— А нам они и не нужны. Ты наша самая дорогая жемчужина.

— А я? — Гелька запрыгнула в телегу. Дождь прошел, и девушка жмурилась от яркого солнца. — Я кто, если Софийка жемчужина?

— Ты тоже жемчужина, но чуток поменьше, — Радуца обняла дочь, поцеловала в светлые волосы. — Не забыла, что вы близнецы? Вы как две горошины из одного стручка.

* * *

Монастырь встретил неприветливо. Возвышался над лесом пугающей громадиной и топорщился высокой колокольней, будто грозился кому-то пальцем. Серебристый Карх еще только-только выплывал из-за горизонта, а за зубчатой стеной ни свечного огня, ни тявканья собак, точно и нежилое место вовсе. Добрались Вежанские до него затемно, а потому долго стучались в запертые ворота.

— Кого шальные боги принесли?

Вазек кашлянул, для солидности добавил в голос рокочущих звуков:

— Леди София из рода Мир-р-рудских пожаловала. Для получения знаний в вашей школе.

— А почему так поздно?

— Дык, путь долгий. Пока из поместья «Дикий вепрь» выперлись…

— Выперлись, — повторила старуха, являя в маленьком окошке свой лик. — Бумаги давай!

Тут же кто-то запалил свечу и вслух прочел грамотку, выданную лордом Мирудским.

— Бастардка, значит.

Ворота со скрипом отворились.

— Ну все, милая, иди, — мать крепко обняла Софию и расцеловала в обе щеки. — Мы смущать не станем, сама иди.

Сыновья Вазека принесли к воротам короб с жемчужным платьем и узел с личными вещами Софии. Ларец по предварительному сговору с дочерью Пава оставил при себе, чтобы не дразнить монахинь излишне дорогими ценностями. Да и нельзя их показывать кому попало.

—