Саша Суздаль - Перстень Харома

— Не тронь меня, мальчишка, я в печали, — ответил Гаркуша, прикрывая глаз.

— Ты как здесь оказался? — спросила Чери, поднявшись на ноги и наклонившись над Витером дугой.

— Взобрался по камням, — ответил Витер, деловито разматывая верёвку, которая опоясывала его через грудь.

— Зачем? — не поняла Леметрия.

— Чтобы вас снять с памятника, — ответил Витер и привязал верёвку к ноге змея.

— Мы что, будем спускаться по этой верёвке? — ужаснулась Чери.

— Если не хотите лежать рядом со змеем – придётся, — сказал Витер и первым полез вниз, показывая дорогу. С визгом за ним отправилась Леметрия, а Чери, выглядывая из-за скалы вниз, с трепетом наблюдала за её спуском. Когда та опустилась на землю и попала в объятия Перчика, Чери решилась и, скрепя сердце, схватилась за верёвку. Перебирая руками, она поползла вниз, нащупывая ногами хоть какую-то опору.

Когда она опустилась вниз и выдохнула из себя весь ужас, который её сопровождал, то чуть не свалилась в обморок, но Витер успел сунуть ей в руку фляжку с водой. Захлёбываясь, она сделала несколько глотков и только тогда почувствовала облегчение.

— Спасибо тебе, — сказала она мальчику, благодаря не только за воду.

— Где ты его нашёл? — шёпотом спросила Леметрия и Перчик ответил: — Он мой сын.

Леметрия совсем не удивилась, а требовательно спросила: — А мой?

— Если ты хочешь, да, — ответил Перчик и, замявшись, сообщил: — Только он об этом не знает.

— Что вы там шепчетесь? — спросила Чери, подозрительно глядя на них, но Леметрия и Перчик не успели ответить – на поляну вышла кучка аборигенов, которые окружили их со всех сторон. Стоило им напугаться, как аборигены странным образом превратились в их двойников, чем поразили Чери и Леметрию, так как они не видели таких превращений. Бежать им некуда, так что все стояли и глазели на своих двойников.

Хенк, заключённый в камень, всё это видел и слышал, только что-либо сделать тоже не мог. Как он понял, кое-какую свободу он имел только в порыве огромной ярости, а в его каменной душе присутствовала, скорее, грусть, чем ярость. Правда, увидев что-то далёкое, уныние покинуло его душу, сменившись искренней радостью. Непроизвольно, он двинул вперёд руку и хотел закричать, но это громкое движение камней заметили внизу не только бывшие аборигены, но их невольные пленники. «Я могу двигаться ещё и от радости», — констатировал каменный ум Хенка.

Перчик, увидев возникшую брешь между фигурами двойников, крикнул: «Бежим!» — и, схватив за руки Леметрию и Витера, помчался вперёд. Двойники смотрели на них, но не останавливали и не стали догонять. Когда затих шорох кустов, они уставились на фигуру Харома и вскоре превратились в маленькие его копии.

Хенк, видевший дальше, радостно засмеялся и его смех громко разнёсся по побережью, спугнув огромную стаю птиц. Даже змей, лежащий у него на голове, неожиданно ожил, а Гаркуша, прислушиваясь к эху, открыл оба глаза и вопросительно спросил: «Хенк?»

То, что увидел Хенк, вскоре обнаружили и беглецы, так как прямо с разгона врезались в лошадь, на которой восседали Марэлай, Дуклэон и Марго. Туманный Кот предусмотрительно отскочил в сторону, чтобы не попасть под копыта ошалевших от ужаса беглецов, которые свалились под ноги товарищу Тёмному.

— Мам, ты куда ломанулась? — спросил Дуклэон, взирая с лошади на Чери.

— Дуклэон, разве так говорят с матерью? — назидательно спросила Леметрия, оправившись от падения. Витер, которого Перчик, судорожно держал за руку и свалил вместе с собой, поднялся, потирая руку, внимательно изучая рыжего кота, сидящего в сторонке.

— Ты Туманный Кот! — утвердительно сообщил Витер и добавил: — Мне про тебя Перчик рассказывал.

Кот решил, что мальчик может его погладить, что тот и сделал, к обоюдному согласию сторон. Взяв Туманного Кота на руки, он внимательно слушал разговоры взрослых. Разговаривала, в основном, Чери, ощупывая недовольного Дуклэона, снятого с прекрасного командирского коня, а Леметрия, спросив у Марэлай, всё ли с ней в порядке, внимательно разглядывала Марго.

Товарищ Тёмный и Туманный Кот добросовестно и с наслаждением отслеживали её матримониальные мысли, которые, странным образом исказив действительность, решили, что у Перчика есть сын, а у неё, Леметрии, будет дочка.

— Девочка, как тебя зовут? — спросила Леметрия, разглядывая белокурое создание.

— Марго, — ответила девочка.

— Марго, ты ничья? — спросила с надеждой Леметрия и девочка её обрадовала: — На данный момент я ничья.

— Как же ничья, если ты моя сестра! — возмутилась Марэлай, внимательно разглядывая Витера.

— Какая сестра? — не поняла Леметрия, сознавая, что белокурое счастье уплывает в чужие руки.

— Она дочь Элайни и Сергея, — бессердечно разрушила иллюзии Марэлай.

— Так они живы? Тогда тем более, — воспрянула Леметрия и сообщила Марго: — Я твоя тётя, — и, показывая на Перчика, добавила: — А это твой родной дядя.

— Подожди ты с дядями, — остановила её Чери, поглядывая на Марэлай. Бесцеремонно забрав у Витера кота, она отошла в сторону и что-то горячо зашептала ему на ухо. «Я сделаю», — безмолвно сообщил коту товарищ Тёмный, бесцеремонно подслушивая шёпот Чери, и собираясь пожертвовать своей славой в угоду авторитета кота.

Туманный Кот, подняв хвост, двинулся вперёд, за ним товарищ Тёмный с четвёркой детей на спине, а взрослые замыкали экспедицию. Когда они вышли на поляну перед статуей Харома, протоплазма, принявшая вид статуи, прочитала намерения товарища Тёмного и ломанулась, не ожидая, в окружающие кусты, спасая свою жизнь.

Кот стал перед статуей и раскинул симпоты. Хенка он чувствовал, но силы, сковавшие его в камне, для Туманного Кота неодолимы, о чем предупредил его товарищ Тёмный. Сняв все привязки, конь отделил Хенка от камня и тот вывалился у подножия статуи.

— Папа! — воскликнула Марэлай и бросилась к отцу.

— Доченька! — воскликнул Хенк, прижимая дочь к груди. Все принялись благодарить Туманного Кота, а товарищ Тёмный тихо ржал. «Зубы спрячь, скотина», — по-доброму попросил Туманный Кот, на что товарищ Тёмный по-доброму ответил: «Перебьешься, герой!»

— Мне нужно идти, — сообщил товарищ Тёмный.

— А как же мы? — огорчённо спросил Дуклэон, рисовавший в своём воображении домашнюю конюшню, где товарищ Тёмный будет учить его искусству кавалерийской езды.

— За широкой грудью Туманного Кота вам ничто не угрожает, — великодушно поделился славой конь, а кот чуть не подавился слюной от счастья, окунаясь в головы присутствующих. Конь тоже погрузил симпоты в их головы, заслужено купаясь в эмоциях людей, пока наглый кот его не поторопил: «Ты собирался идти!» Конь ушёл, но ещё долго его симпоты говорили о том, что он ещё здесь и неплохо себя чувствует.