Ее бешеные звери - Э. П. Бали

тюрьма Полупернатого? — шепчу я. — Ты так и не рассказал мне, почему вы все там оказались.

Дикарь облизывает губы.

— У всего, что мы делаем, есть причина.

— Ты хочешь сказать, что вы специально попались?

— Порой лучше позволить врагу раскрыть свои карты. Иногда необходимо идти навстречу опасности, чтобы получить то, что ты хочешь.

Я хмуро смотрю на свои руки, пытаясь понять, о чем он говорит. Мне всегда было интересно, как и почему они оказались в цепях. Таких людей, как Коса, Ксандер и Дикарь, просто так не поймаешь.

— Моя Регина, — шепчет Дикарь. — Моя пара. — Он кладет палец мне под подбородок и приподнимает его, чтобы я посмотрела на него. — Я хочу тебя больше всего на свете. Позволь мне показать тебе. Позволь мне загладить свою вину. Позволь мне обладать тобой.

— Дикарь, я…

— Даже когда ты просто произносишь мое имя, это завершает что-то во мне, ты понимаешь?

Мне хочется сказать «да». Правда хочется.

Я убираю его руку от своего лица и хмуро смотрю на кончик его указательного пальца. Целитель во мне оценивает то, как я вылечила его в момент чистого вожделения.

— Больно? — тихо спрашиваю я, слегка касаясь новой, зажившей кожи.

Дикарь вздрагивает.

— Я бы не только палец себе отрезал, чтобы быть с тобой.

Он продолжает говорить подобные вещи. Я отпускаю его руку.

— Ты меня даже не знаешь.

— Знаю.

Разбитое сердце сменяется раздражением, особенно когда он снова начинает ухмыляться.

— Я знаю, что ты любишь круассаны с ветчиной и сыром и что раньше ты каждый вечер пила горячий шоколад. Я знаю, что ты любишь Минни и Ракель и, к сожалению, Генри, Сабрину, Коннора и Стейси. Я знаю, что ты рисуешь забавные картинки на уроках, но почему-то все равно слушаешь лекции. Я знаю, что ты пользуешься гелем для душа с персиком и манго. Я знаю, что тебе нравится читать любовные романы о ведьмах и вампирах. И! — драматично произносит он. — Я знаю, что нравлюсь тебе.

Он кладет руку себе на грудь, чтобы подчеркнуть это.

— Я знаю, что могу заставить тебя кончить, Аурелия. Одними пальцами.

Немного шокированная, я прикусываю губу.

С рычанием он бросается вперед, впиваясь в мою нижнюю губу своими губами. Я пищу от неожиданности. Но его губы на моих были всем, чего я хотела, и этот писк превращается в томный вздох.

Прижимаясь к нему всем телом, я беру его лицо в ладони и открываюсь ему.

Дикарь стонет со всем отчаянием зверя, который неделями ждал меня — на самом деле месяцами — и целует меня, глубоко и страстно.

Это не лихорадочно, как в наш первый раз. Он не торопится, его движения целеустремленные и расслабленные. Это обжигает меня, его пылающие губы медленно и чувственно завладевают моими. Я издаю довольный стон, и мое одобрение подстегивает его. Язык Дикаря скользит по моим губам, а руки находят мою талию, притягивают меня вперёд и помогают оседлать его. И я не могу не ответить. Я прижимаюсь к его лицу, щетина покалывает мои ладони, когда я забираюсь к нему на колени, обхватывая ногами, и наш поцелуй становится глубже. Он наслаждается моим ртом, моими губами, моим языком, как будто ждал этого всю жизнь. Он нежен со мной, и все же под нежностью я чувствую нарастающий жар внутри нас, который только и ждет разрешения вырваться наружу.

И мне кажется, что этого недостаточно, когда он отстраняется, совсем чуть-чуть, чтобы заговорить.

— Аурелия, — шепчет он мне в губы глубоким и хриплым голосом. — Ты нужна мне, и я больше не могу с этим бороться.

Он сглатывает.

— И я не буду бороться. Это была худшая ошибка в моей жизни — держаться от тебя подальше.

Мое сердце колотится о ребра. Я хочу наброситься на него. Хочу сорвать с него одежду, схватить его за член и оттрахать до полусмерти. Но это опасно. Дикарь… несомненно, все так же опасен, как и несколько месяцев назад, когда я с ним познакомилась. И у меня такое чувство, что, как только я позволю себе в него влюбиться, как только я полностью отдамся ему, мое сердце и душа навсегда останутся с ним.

— Н-нам нужно двигаться медленно, — шепчу я. — Я не должна была… Я не могу…

— Я знаю, — говорит он, нежно целуя меня. — Я сделаю все, что ты скажешь. Я сделаю все возможное, чтобы ты была счастлива. Чтобы ты чувствовала себя в безопасности, и чтобы тебе больше никогда не пришлось делать то, что ты делала в пещере…

От его искреннего, нежного тона меня обволакивает теплом, и я провожу пальцами по его сильной линии подбородка. Я дорожу его словами, его нежностью ко мне.

Но он не знает. Он не должен знать, в какой опасности мы все находимся, пока мой отец стоит по другую сторону барьера Академии и ждет, когда я проявлю хоть каплю слабости.

Глава 20

Аурелия

Я просыпаюсь под звон тигриного будильника Минни и чувствую на себе тяжелую руку Дикаря.

— Гребаные тигры, — он шепчет мне в шею.

Гребаные тигры, в самом деле. Мне нужно поймать Минни этим утром, но рука Дикаря только крепче стискивает мою талию, прижимая к своему твердому телу. Я чувствую его эрекцию напротив своей задницы, ночью ночнушка задралась, и теперь моя кожа горит от соприкосновения с его спортивными брюками и внушительным достоинством.

Богиня, я прекрасно помню, каким он был огромным во мне, и приходится сопротивляться желанию прижаться к нему теснее.

— Дикарь, — зову я строгим голосом.

— Да, Регина? — отвечает он, касаясь губами чувствительной кожи под ухом.

Внизу живота зарождается трепетное чувство, мягкое, как крылья бабочки. Дерьмо.

— Мне нужно встать.

Он драматично вздыхает и отпускает меня. И только поднявшись на ноги, я понимаю, что мы даже не помещаемся на этой кровати. Каким-то образом мы умудрились заснуть, оставив огромное тело Дикаря практически подвешенным в воздухе.

Волк, о котором идет речь, трет глаза и разглядывает меня с явным интересом, прежде чем широко улыбнуться.

Взъерошенный и с сонными глазами, он просто неотразим по утрам. Я должна быть осторожна. Прошлой ночью у нас не было секса, мы только обнимались, как он и обещал.

Я указываю на него.

— Границы.

Он закладывает руки за голову, демонстрируя красивые бицепсы и предплечья.

— Я волк, Регина. Я не знаю, что это такое.

Я роюсь в шкафу в поисках одежды, чтобы решить, что надеть сегодня.

— Это значит, что ты ешь за своим столом, а я — за своим.

— Но стаи