Андромеда - Ханна Ким

прямо перед ним стоит его мать, Мингю окончательно убеждается, что самое красивое он взял от нее. Глаза особенно. Просто один в один. И как он раньше не замечал, что у Чонхо настолько красивая мать? Она многим отличается от той женщины, которую он привык видеть в своем мире, но все равно… Они так до боли похожи.

– Хорошо добрались? – спрашивают у них осторожно; Куки заинтересованно ведет носом и начинает вилять хвостом.

– Да, спасибо, – отвечает Мингю вместо Чонхо, который неловко отводит взгляд, стремительно зеленея. – Простите, что так долго, поезд уже давно приехал, но мы…

– Ничего страшного, – с энтузиазмом заверяют его. – Пойдемте, моя машина припаркована совсем рядом. Ты ведь Мингю, верно? Прости, что знаю только твое имя, так неловко. Надеюсь, смогу узнать тебя получше за эти выходные.

– Я тоже, – кивает он, незаметно шлепая Чонхо по спине.

– Меня зовут Пак Дахён, но ты можешь звать меня мамой, – улыбается женщина, с беспокойством поглядывая на Чонхо.

Мингю вежливо улыбается в ответ, снова кивает. А потом немного смущается, когда наблюдает за тем, как к Чонхо неловко подступают и берут за руки, так же неловко пожимая. Тот теряется, бегая глазами. Его губы подрагивают в попытке выдавить из себя улыбку. Мингю понимает, правда. Понимает, насколько сложно вот так лицом к лицу встретиться с человеком, который вообще-то был для тебя всем. А потом вдруг взял и исчез.

– Я купила тебе печенье с арахисовой пастой, – мягко улыбается Дахён. – Помню, как ты любил их в детстве, а мы никогда не могли позволить себе покупать их много, ибо в то время импортные продукты стоили слишком дорого.

– Спасибо. – Чонхо немного оттаивает, но продолжает смотреть вниз, а не на свою мать. – Прости, я просто немного…

– Все в порядке. – Его пару раз мягко хлопают по щеке. – У нас есть время. – Она наклоняется и ласково тормошит Куки по шерсти.

Машина Дахён огромная и очень просторная (Мингю про себя называет ее гробовозкой). Чонхо садится назад, и он садится рядом с ним, хотя сначала хотел сесть вперед, чтобы Дахён не чувствовала себя слишком неуютно, но в итоге решает, что держать Чонхо за руку в этой ситуации куда важнее.

Они едут довольно долго – минут сорок. Мать Чонхо рассказывает обо всем подряд без умолку: о погоде, которая прояснилась вчера, хотя до этого неделю шли дожди, о том, что живут они в частном доме на окраине города, что ее муж на неделю уехал в командировку в соседний Ульсан, что она уже приготовила ужин, который пытались растаскать ее дочери.

Чонхо всю дорогу молчит, лишь изредка вставляя обрывистые «да» и «хорошо», а Мингю прилагает все усилия, чтобы поддержать разговор, напрочь забыв про свою социальную неловкость, которая обычно выражается в угрюмом взгляде и потоке мата через слово. У Мингю, признаться, колет в груди и скребется за сердцем, потому что он понимает, что готов что угодно сделать, лишь бы Чонхо наконец пришел в себя и просто начал жить.

(Так же, как ему самому весь этот мир пророчил.)

– Вот и приехали. – Дахён паркует машину на подъездной дорожке.

Дом матери Чонхо оказывается больше, чем представлял себе Мингю, но все равно меньше, чем коттедж, в котором ему довелось побывать недавно. Когда они заходят внутрь, над дверью звенит колокольчик, как в каких-то кофейнях, и, едва Мингю вежливо снимает обувь, ставя ее у стены, по коридорам мгновенно прокатывается крик:

– А ну спускайтесь, чертовки!

Дахён оглядывается на них, извиняясь, разводя руками:

– Совсем невоспитанные они у меня.

– Все в порядке, вовсе не обязательно…

– Конечно, обязательно! Они ни разу не видели своего старшего брата!

И едва она это произносит, как по лестнице скатывается девчушка лет восьми с такими длинными волосами, что она почти в них путается. Чонхо замирает испуганным оленем, до сих пор не сняв кеды, и хватает Мингю за руку, а тот в ответ тихо смеется, потому что, боже, правда – он впервые видит его таким. И это настолько забавно.

– Привет, – робко произносит девочка, прячась за мать.

– Это Давон, – представляет ее та, – она у меня очень стеснительная.

– Привет. – Мингю садится на корточки. – Меня зовут Мингю. А это Чонхо, – он указывает на него, – тоже очень стеснительный, так что у вас много общего. А вон там Куки. – Мингю кивает на пса, который смирно сидит на коврике у входа. – Хочешь погладить?

Он чувствует, как его пинают точно под задницу, но упорно игнорирует, потому что Давон вдохновляется его словами и выходит из-за спины матери, после протягивая Чонхо ладошку, которую тот пожимает с таким видом, будто прямо сейчас умрет.

– Ты красивый, хочу себе такого жениха, – выдает девочка. – И песика! – Она бежит к Куки, который сначала прижимает уши, но затем начинает обнюхивать детские ладони.

От скоропостижной смерти от шока Чонхо спасают шаги на лестнице. Рядом с Дахён останавливается высокая девушка, которой Мингю бы дал не меньше тринадцати – и дело даже не в том, что выглядит она уже не ребенком, дело во взгляде, который она бросает на Чонхо: взрослый и осмысленный, изучающий, будто ожидающий подвоха.

– Дасом, – представляется она, – вот мы и встретились.

– Да, – подтверждает Чонхо. – Привет.

Ужин проходит довольно неловко, потому что все, кроме Мингю и Дахён, упорно молчат, упершись взглядом в свои тарелки. Мингю честно может понять – и в ситуациях похуже бывал, – но ему хочется из кожи вон вылезти в борьбе за то, чтобы Чонхо обрел ту часть своей семьи, которой, как он думал, у него уже давно нет, поэтому с энтузиазмом поддерживает разговор и периодически пинает Чонхо под столом.

Дасом – самая сдержанная из всех, кто присутствует в столовой, ибо даже Чонхо периодически неловко смеется, – в конце ужина встает из-за стола и вежливо кланяется, собираясь уйти в свою комнату.

– Погоди, мы же еще даже не попили кофе! – тоже вскакивает матушка.

– Дахён-щи[4], – зовет ее Мингю, почему-то обращая на себя внимание всех, кто присутствует в помещении, – вы пока ставьте чайник, а я пойду быстренько выгуляю собаку. Не хотите со мной? – обращается он к обеим девочкам.

– Ура, песик! – вопит Давон, бросая ложку.

Дасом молча окидывает его пристальным взглядом и пожимает плечами; идет к выходу первой. Мингю тоже поднимается, вежливо кланяется и спешит следом. Думает, что Чонхо нужно время. Но не просто время в самом банальном его смысле, а время, которое он проведет наедине со своей матерью, поэтому здесь ему никто не помощник – даже Мингю, который продает душу дьяволу каждый раз, когда берет его за руку.

Чонхо нужно