Тю! И страшнее видала! - Марина Сергеевна Орлова

люди отказывались присутствовать в зале суда перед преступником. Чаще всего это были крупные шишки, которые просто поручали своим адвокатам полностью вести дела, либо если жертва была сильно травмирована физически или морально, и встреча с преступником или дача показаний в зале суда могли сказаться на здоровье жертвы негативно. Под эту категорию попадали и несовершеннолетние, чьи интересы представляли адвокаты и опекуны.

У всех могли быть свои причины и обстоятельства, которые были вполне оправданы. Но! Редчайший случай, когда жертва просто отказалась от участия в заседании, при этом присутствуя на нем инкогнито.

В данном случае поведение Люсиль и Артура казалось больше лицемерным, чем оправданным. Вспомнилось, как троюродная сестра жаловалась на меня своим родителям, выдумывая невесть что, лишь бы выставить меня виноватой с дальнейшим наказанием, но на разборки сама не являлась, зная, что, если при споре я начну задавать наводящие вопросы, она может и проколоться. Зато с удовольствием подглядывала за тем, как меня ругают, а после несправедливо наказывают.

Учитывая степень моего внезапного раздражения, я оказалась озадачена: это последствие моего личного неприятного опыта, или же естественные чувства настоящей Наоми, в которую я вселилась?

Однако пришлось быстро отвлечься на насущное. А именно – суд надо мной, который грозил серьезными последствиями вплоть до казни, учитывая, что действия Наоми преподносились стороной обвинения как настоящая измена короне.

Я стремительно вспоминала сюжет и все проделки графской дочери, сопоставляла с перечисленными обвинениями, и с тревогой, не перебивая, слушала доказательства вины.

При этом, судя по всему, адвокат мне не предусматривался. То ли все понимали, что дело проигрышное, то ли с известной злодейкой никто не желал связываться, но защищать меня было некому. По всей видимости, весь этот суд на деле оказывался фарсом с уже известным итогом.

С чем я была категорически не согласна! Плевать мне, что это за мир, тело и прочее. Раз мне выдался шанс на новую жизнь, костьми лягу, но так просто не помру!

– Обвиняемая, – обратились ко мне, когда сторона обвинения огласила все, что хотела. – Признаете ли вы вину?

Я сглотнула и постаралась отбросить панические мысли. Пусть и фарс, но все же он создан для соблюдений приличий. Да и свидетелей предостаточно. Значит, королю и прокурору (не знаю, как в это время данная должность называется) придется, так или иначе, действовать хотя бы по минимальным законам. Да, я училась юриспруденции в другом мире, с другими правилами, но смысл, как бы то ни было, везде один и тот же.

Почему бы не попытать удачу?

– Признаю, – с максимально покаянным видом склонила я голову.

– Что и следовало доказать! Преступница настолько аморальна и безнравственна, что даже после всех доказательств не раскаива… – начал было «местный прокурор», который оказался тем самым усатым дядькой, что вел меня из камеры.

Все пораженно замолкли, не в силах поверить в то, что услышали. Подобного от меня никто не ожидал.

И я не могла их в этом винить, ведь читала оригинал и предполагала, что реальная Наоми ни в жизнь бы не признала вину и не раскаялась. Но я – не Наоми, и знаю, как действует принцип суда присяжных. Как бы я сейчас ни отрицала вину и ни пыталась убедить всех, что я вообще не при делах, мне никто не поверит, что лишь усугубит и без того нелицеприятное мнение обо мне.

Мне же нельзя поступать столь опрометчиво, ведь единственный шанс выжить в данной ситуации – понравиться большинству присяжных. Для начала необходимо избежать высшей меры наказания – казни. А дольше разберемся!

Вводные у меня не самые приятные, потому, для начала признаем вину и продемонстрируем раскаяние. Присяжным это обычно нравится.

– Что? – опешили все, но громче всех король, который и переспросил со своего места.

– Я… – с видом сиротки всхлипнула я, замявшись. – Я признаю свою вину, – вновь шмыгнула я носом. – Мне бесконечно жаль, что я так поступила… я… я так виновата, – прикрыла я руками лицо, чтобы скрыть отсутствие слез.

По залу пробежался растерянный ропот, а я украдкой выглянула между пальцев в сторону «жертв» произвола Наоми. Те были явно шокированы, аж забыли лица в капюшонах прятать и выглядели потрясенными.

– Вы видели?

– Она плачет? Железная и холодная Наоми Кайзел плачет?

То-то же! Не ожидали, да? Это еще не все, что я приготовила.

– Ваша Величество, – надломленным голосом позвала я, картинно приложив руку к груди. – Уважаемый совет. Я полностью признаю вину и должна понести наказание. То, что я совершила… непростительно, – судорожно вздохнула я. Те недоверчиво переглянулись между собой, не зная, как реагировать на нечто подобное.

– Обвиняемая, правильно я понимаю, что вы признаете вину и согласны понести наказание? – переспросил усатый дядька с явным недоверием.

– Да, – твердо кивнула я. – Проведя под стражей некоторое время, у меня была возможность хорошенько подумать над своим поведением, – решительно заявила, кротко и стыдливо пряча взгляд. – И какие бы оправдания я себе ни придумала, мое поведение непростительно. Я совершила тяжкий грех, что осознаю и, как благородная дворянка, должна принять с честью и достоинством, как и подобает урожденной дочери графа Кайзел. Однако… – сделав вид, что переступаю через себя, внезапно для остальных вновь содрогнулась и «зарыдала». – Прежде чем понести заслуженное наказание, я бы хотела, чтобы вы напоследок выслушали меня. Это ни в коем случае не умаляет мою вину, но мне бы хотелось облегчить душу и высказаться в последний раз.

Усатый дядька, который, наверняка, хотел поскорее со всем разобраться и казнить меня «до обеда», с сомнением осмотрел зал, уловил заинтересованные взгляды любопытствующих «присяжных», среди рядов которых все чаще раздавалось:

– Она такая молодая…

– Кажется, девочка запуталась…

– Но она же пыталась убить…

– Но признала же вину, мы должны хотя бы выслушать ее…

Усач оглянулся на короля, который также прочувствовал изменившуюся атмосферу и нехотя кивнул, давая мне позволение говорить.

– Учитывая, что тебя отказались защищать, и твоя вина уже доказана, все сказанное тобой едва ли что-то изменит. Но ты имеешь право на последнее слово, – проворчал дядька.

Я благодарно кивнула и вновь всхлипнула.

– Размышляя о своем поведении в камере, я все больше убеждалась, как неоправданно жестоко поступила по отношению к леди Люсиль, – взяв театральную паузу «собраться с мыслями» в притихшем зале суда, начала я негромко, но достаточно четко, чтобы «присяжные» услышали.