После развода в 40. Между нами твоя истинная - Екатерина Гераскина

душераздирающую, тревожно-прекрасную мелодию. Она натягивала нервы, выворачивала внутренности, будто пальцы касались не струн, а самой души. Хотелось встать, понять, кто извлекает эти трагические, чудесные ноты.

Я поднялась — всё ещё не до конца осознавая, что происходит. Казалось, я во сне. Босиком прошла по деревянному полу, распахнула дверь и, не думая, спустилась вниз. Как-то сама собой оказалась во дворе. Под ногами проминалась мокрая трава — она не холодила, наоборот, казалась тёплым, влажным ковром, зовущим идти дальше.

Мелодия флейты изменилась. Из печальной стала настороженной. Темп нарастал.

Музыка становилась всё ярче, быстрее, и вдруг — радостной, почти беззаботной.

Захотелось улыбнуться, закружиться, поднять руки вверх и просто раствориться в звуке.

Я поспешно прошла сквозь небольшой пролесок и вышла на поляну, освещенную тысячью светлячков. И там… будто всё это время меня ждали.

На старом пне сидело чудесное создание — мохнатое, с ушами как у кролика, но с совершенно не кроличьим выражением лица. Его лапы были похожи на волчьи, как и хвост, а глаза — желтые и лукавые. Он играл с таким задором на флейте, что даже не возникло мысли, что это может быть реальностью. Подобных чудес не бывает.

Какой волшебный, милый, странный сон!

Этот необычный «зайчик» не остановился — напротив, заиграл новый, заводной ритм. Я поймала его взгляд и вдруг поняла, что он чего-то хочет от меня. Взмахнула рукой, подхватила край юбки, и тогда из-за деревьев вылетела стая крошечных фей. Они закружились вокруг меня. За ними появились другие странные обитатели.

Каким-то непостижимым образом знала каждого. Тирли — д у х травы. Он походил на мальчишк у , но не совсем человеческого. Лицо вытян у тое, у ши заострены. Р у ки длинные, с тонкими пальцами. На теле — лоск у ты из трав. Коболд — близкий к гномам д у х, с ч у вством юмора и злобной смекалкой. Был даже келпи — водяной конь, который может принимать человеческий облик. Любит играть с людьми, но опасен. Бра у ни, мохнатый помощник по дом у . А тот, что играл был вовсе не зайка, а п у ка.

Откуда я знаю их? Мама рассказывала мне сказки про этих созданий, когда я была ребёнком.

И сейчас они кружились вокруг меня в хороводе, под звенящую, звонкую музыку. Мы смеялись, танцевали, и я вдруг почувствовала, как всё вокруг оживает: лес дышит, земля гудит, воздух пахнет влажной травой и хвоей.

И вдруг кто-то громко хлопнул в ладоши.

Я остановилась, запыхавшись, с пылающими щеками. Волосы взметнулись от порыва ветра и упали на плечи. На мне была только тонкая ночная рубашка до пят.

Я обернулась и увидела Сильву.

Она стояла на краю поляны, улыбалась уголком губ, глаза её полыхали зеленью.

— А ну-ка, все по домам, — сказала она тихо, но твёрдо. — Ей нужен покой. Ещё слишком рано.

Она обращалась не ко мне.

— О чём вы? — спросила я.

И тут до меня дошло: это не сон.

Под ногами стало холодно. Я обняла себя за плечи. Дул ветер, пахло влажной хвоей и сырой землёй по-настоящему. Я была на улице, не в теплой постели, где уснула, а в лесу потенциально опасном, там, где я повстречала василиска.

Я снова посмотрела туда, где был «заяц». Он стоял на пне на двух лапах, хитро скалился.

— Что здесь происходит? — спросила я с дрожью.

Сильва ответила спокойно:

— Тебя позвали — и ты пришла. Но тебе ещё рано танцевать. Ещё рано пробуждать кровь.

— Вы говорите загадками, Сильва…

— Пойдём, дитя. Замёрзнешь.

Она хлопнула в ладоши и все эти чудесные создания исчезли, разбежавшись в темноте. Лес затих, словно и не было странных танцев.

Сильва пошла вперёд, а я — за ней.

Перед у ходом я оберн у лась. П у ка сидел всё там же, прищ у рившись, пост у кивал лапой по пню, опирался на свою флейт у. За его спиной мотался из стороны в сторон у волчий хвост.

Оказалось, что я ушла не так далеко. И вскоре Сильва завела меня домой. Усадила в гостиной в кресло у горящего камина.

Женщина заварила мне чай с травами. Пар поднимался густыми, душистыми клубами, пахнущими мятой и сушёными яблоками. Я сделала первый глоток — горячий, терпкий, сладковатый.

Она отошла, я слышала, как скрипнули дверцы шкафа. Вернулась, набросила на меня тёплую шерстяную шаль. Я поджала ноги под себя, грела ладони о кружку и смотрела на нее.

— Сильва… что это было?

Она, не торопясь, уселась напротив на диван, тоже налила себе чай, но не притронулась, так и оставила его на чайном столике, между нами.

— Ты не знаешь? — спросила она.

— Нет… В последнее время со мной происходит слишком много странных вещей. Вы ведь знаете, что со мной, да?

— В тебе поёт кровь. Сильная кровь.

— Снова эти загадки. Как же они мне надоели, — устало вздохнула я и откинулась на спинку кресла. — И вы тоже не хотите помочь мне разгадать их…

— И я тоже? А кто был еще?

Сильва поправила подол своего длинного бордового халата, пряча нижнюю бежевую рубашку.

— Не знаю её имени. У неё длинные темные волосы до колен, зелёные глаза. Всегда в чёрном платье. И есть у неё помощница… из-за которой я пострадала.

— Расскажи мне, — попросила Сильва.

— Только в обмен на то, что вы расскажете, что сейчас было. И кто все эти... кто все эти создания. Они ведь... реальные?

— Более чем реальные, — кивнула она. — И их станет больше. Потому что они тебя услышали.

Сильва дернула уголком губы в намеке на улыбку. Взяла чашку со столика. Отпила. И только тогда посмотрела на меня вновь.

— Сейчас тебе предстоит набираться сил. Тебе нужно выносить ребёнка. И не трать свою магию понапрасну.

А потом, ее глаза сверкнули зеленью. Все же в первый раз мне не показалось.

— И вспомнить то, что ты забыла.

— У меня есть такое ощущение, — сказала я тихо, — что какой-то участок памяти… выпал. Будто вырван кусок. Я пытаюсь вспомнить, но… никак не могу понять, что именно. А ещё… — я замялась, — меня мутит от одного только вида рябины.

Я подняла руку. Сильва не могла не заметить мое преображение.

Кожа стала идеально ровного жемчужного цвета. Запястья тонкие и изящные. Пальцы казались длиннее, утончённее. На них — не ногти, а лёгкие, полупрозрачные когти, переливающиеся мягким перламутром.

Я осторожно дотронулась до лица. Скулы стали выше, черты — чётче, будто выточенные из лунного камня. А уши…