Северный ветер - Александрия Уорвик

У моего локтя стоит корзинка с хлебом. Я настолько голодна, что умяла бы ее целиком – и вообще-то уже слопала половину, – но беру еще два куска, кладу на тарелку и с впечатляющей любезностью интересуюсь:

– Не мог бы ты передать масло?

– Ты уже приговорила еды на две полных тарелки, – замечает король.

– А теперь примусь за третью. – Когда всю жизнь голодаешь, никогда не насытишься. Увы, мой голод простирается куда дальше желудка. – Это какая-то сложность?

Пищи здесь столько, что можно накормить целую деревню, причем дважды. Едва ли я тут кого-то ущемляю.

Король стужи скованным движением передает мне тарелку. Ему так неловко, что аж больно смотреть.

Шлепаю на хлеб щедрый кусок масла, отправляю все это дело в рот. Я еще никогда не пробовала хлеба вкуснее, мягкого с хрустящей корочкой.

– Итак, расскажи о себе. Как проводишь время?

Король разглядывает меня, кажется, с опаской. Подозревает, что я разыгрываю какую-то шутку.

Но тут никаких шуток. Чем больше я знаю о враге, тем больше вероятность вскрыть его слабое место.

– Слушай, если я застряла здесь до последнего вздоха, тебе не кажется, что нам хорошо бы узнать друг друга поближе?

– Зачем тебе меня узнавать, – говорит король, – если ты уже вынесла обо мне вердикт?

Вынесла, безусловно. Однако и он судит меня по-своему. Бедное, жалкое, деревенское отребье, вот что он видит. Слабую, уродливую смертную.

Ну и как нам с этой точки сдвинуться?

– Не знаю. Может, ты меня удивишь.

Прикончив первый ломтик хлеба, перехожу ко второму – собираю им с тарелки подливку. Король стужи вздергивает верхнюю губу, наблюдая, как я поглощаю все до последней крошки. А еще громко причмокиваю, наслаждаясь дрожью, которая пробегает по его телу.

– Мертвые земли, как тебе известно, – спустя некоторое время выцеживает король, – это место, куда в ожидании Великого суда прибывают души тех, кто ушел из жизни. Ответственность за приговоры для них лежит на моих плечах.

Я мало что знаю об укладах Мертвых земель, но об этом и правда в курсе.

– И как все происходит?

– Дважды в месяц, в полнолуние и новолуние, я открываю цитадель для тех, кто ожидает Великого суда. И я сужу их на основе деяний их былой жизни. В зависимости от серьезности этих деяний, как добрых, так злых, души отправляются в различные места упокоения. Мой долг – справедливо расценить их жизненный выбор.

Интересно. Я еще не видела этого, но с другой стороны, мне только предстоит как следует изучить цитадель. Было бы любопытно посмотреть, как именно Король стужи раздает наказания – или награды.

– А что насчет душ, которые обречены влачить вечность наказания? Как тебе, нравится их обрекать?

Как только король допивает воду из бокала, его тут же вновь наполняет слуга.

– Я не так ужасен, как ты меня рисуешь, – натянуто говорит король.

– О-о? Хочешь сказать, что ты не украл меня из дома, не запер в темнице, не угрожал посадить на цепь во дворе, не заставил пролить кровь для Теми, и все это ради укрепления твоей власти? – Опершись локтями на стол, я подаюсь вперед, томно гляжу на короля из-под ресниц. – Прошу, поведай мне еще.

Он сердито взирает на меня, задрав безупречно очерченный нос.

– Ты предпочла занять место сестры.

– Пустые слова, – отмахиваюсь я.

– Я не лгу.

– Тогда докажи. Назови хоть один свой поступок, что служит не твоей выгоде, а кому-то другому.

– Нет смысла. Даже если назову, ты не поверишь.

Да он сам лишает меня возможности хоть попытаться.

Хватаю хрустящую перепелиную ножку, вгрызаюсь в мясо, прекрасно понимая, что паршиво у меня выходит ослабить бдительность короля. Стены, что он возвел вокруг себя, высоки. Камень нерушим.

– Знаешь, дело-то не только во мне. Ты причиняешь зло и другим. Вон слуг вынуждаешь подчиняться? – стискиваю ножку. – Не кажется, что это как-то неправильно?

– Так сказала тебе горничная? Что я вынудил ее и прочих служить мне без причины? – Король вскидывает подбородок. – Думаю, тебе следует еще разок с ней побеседовать о том, что привело к ее найму. И на сей раз потребуй правды.

Расправив плечи, я обдумываю услышанное. Я доверяю Орле, но Короля стужи мои слова, кажется, задели за живое вполне искренне. Говорит ли он правду? И если да, то почему солгала Орла?

Из боковой двери появляется слуга и с легким поклоном ставит на стол великолепный торт.

– Миледи.

Король стужи вперяет в десерт взгляд.

– Что это?

– Торт.

Изумительное зрелище. Три коржа, покрытые воздушной белой глазурью с голубыми акцентами.

– Я не просил торт, – произносит король убийственно тихим голосом.

О, недоволен. А я прихожу в еще больший восторг.

– Я просила. А Сайлас с удовольствием откликнулся.

Даже жалко портить такое произведение искусства. Повар явно для меня расстарался, судя по замысловатой окантовке в виде цветов сверху и по бокам.

– Сайлас? – переспрашивает король, когда я отодвигаю грязную тарелку и тяну к себе блюдо с десертом.

– Твой повар. Ты ведь знаешь, как его зовут, – заношу вилку над тортом и поднимаю на короля взгляд, – правда?

– Знаю, разумеется, – резко, отрывисто.

Не думаю, что я ему прям поверила, но сладость тут же приковывает все мое внимание. Вонзив зубцы вилки в верхний слой глазури, я пропахиваю влажный бисквит до самого сервировочного блюда. Как только шоколадный торт касается языка, меня подбрасывает на седьмое небо. Второй кусочек – еще вкуснее первого. Приговорив уже почти четверть, я вдруг вспоминаю о сотрапезнике, чей взгляд настолько холоден, что я бы не удивилась, обнаружив там, где он меня касается, обморожение.

– Да? – отзываюсь я с набитым ртом.

Взгляд все так же неумолимо и сосредоточенно следит, как я слизываю с нижней губы глазурь.

– Ты собираешься съесть весь десерт в одиночку?

– Ну, я же попросила Сайласа его для меня приготовить.

– Ты только что съела три полных тарелки.

– Это ты так просишь кусочек? – Может, я бы им даже и поделилась.

– Я не люблю торты.

Со звоном роняю вилки на блюдо.

– Да кто вообще не любит торты?

Ну в самом-то деле.

Схватив нож, я отрезаю такой тончайший кусочек торта, насколько это вообще возможно – шириной с прутик, от силы, – и кладу его на тарелку. Обогнув стол, ставлю ее перед королем. Тот мрачно взирает на скудную порцию. А я возвращаюсь на место и принимаюсь дальше уписывать весь остальной торт.

Каждое мое причмокивание заставляет короля вздрагивать от отвращения. Каждый мазок глазури у меня на губах, подбородке заставляет его стискивать зубы. Я иду дальше – издаю счастливый стон, когда сладкая эйфория уносит меня прочь от унылого зала, от невыносимого собеседника. Король содрогается, а я смеюсь – за зубами опять мелькает недожеванная, клейкая еда.

– Ты животное, – рычит король.

Да, и он даже не представляет, на что я способна, если загнать меня в угол.

Но я могу быть и приличной. Это и