Похоронные дела Харта и Мёрси - Меган Баннен

думаешь? – спросила Альма, к которой он сидел боком.

Харта подмывало рассказать ей о своем чудовищном одиночестве и о подруге, которую он случайно нашел, но все это казалось слишком хрупким, чтобы делиться, будто буквы разлетелись на куски у него в руках и исчезли бы навсегда, признайся он в их существовании.

Вышла Диана, и все трое посидели на веранде, смеясь над старыми случаями из жизни, и кухонное окно бросало квадрат света на ноги Харта. Около полуночи он подумал, что придется возвращаться в пустой гостиничный номер, и его охватило сокрушительное изнеможение. Не в силах сопротивляться гостеприимству Дианы, он обнаружил, что свернулся на слишком короткой кровати в гостевой комнате, а сверху его накрывало не меньше чем полсотни пестрых домашних покрывал. В полусне он почуял, как Альма и Диана мнутся в дверях, как пара мамочек, наблюдающих за спящим ребенком.

– Я за него переживаю, – донесся шепот Дианы из темноты.

– Я тоже, дорогая, – ответила Альма, нежно поглаживая ее по спине. – Я тоже.

Глава одиннадцатая

– Признавайся! Купил еду навынос, чтобы впечатлить этого парня? – спросила Мёрси, встретившись у кухонной мойки с Зедди, который тоже принес тарелку.

– Нет!

– Ты сам приготовил сегодняшний ужин? Весь?

– Ну, просто сделал по инструкции. Все просто. – Он кивнул на библиотечную кулинарную книгу, открытую на рецепте куриной пиккаты. Страницы были забрызганы лимонным соком и оливковым маслом, но результат получился феноменальный.

– Ты меня поражаешь!

– Спасибо. – Зедди расцвел.

Папа, как обычно по вечерам, отключился после сытного ужина, и сотрясающий стены всхрап ворвался в кухню из гостиной, где стояло папино раскладное кресло.

– Лучшая похвала, – сказала Мёрси, кивнув на дверь. – Удивишь нас десертом?

– Не-а. Мы с Пэном бросаем вас ради мороженого.

– Лучше спасай его поскорее от папиного храпа, пока его слух не пострадал.

Но Пэн не дал Зедди шанса озаботиться этим: появился на кухне со стопкой грязных тарелок в руках.

– Помочь с посудой?

– Не хочешь тусить с дедом, который уснул в луже вкуснейшего лимонного соуса? – спросил Зедди, освобождая Пэна от ноши.

– Он, кажется, не оценил мою компанию, зато пес оценил. Мы с Леонардом теперь лучшие друзья.

Мёрси обернулась к брату и одними губами произнесла: «А он хорош!» А вслух сказала:

– Зедди, убирай со стола, а я все помою, и можете быть свободны.

Зедди одними губами произнес: «Лучшая сестра в мире!» и ушел в гостиную.

Пэн порылся в ящиках и нашел чистое полотенце, чтобы вытирать тарелки. Этот тип нравился Мёрси все сильнее.

– Итак, Мёрси, – нараспев произнес он.

– Итак, Пэн, – в тон ответила она.

– Надо думать, вы с маршалом Ральстоном не в лучших отношениях?

Мёрси прижала к груди мыльную руку.

– С чего ж ты взял?

– Как все началось?

– Да ничего не начиналось. Эта бесконечная петля предрешенной обоюдной неприязни была, есть и будет. – Она опустила руки в мыльную воду, чтобы помыть тарелку, размышляя о таком странном соседстве приятного умного Пэнроуза Дакерса с угрюмым ворчуном Хартом Ральстоном, у которого Пэну приходилось учиться. – Жаль тебя. Я его и пять минут не способна вынести, а тебе приходится быть с ним целыми днями. Как ты терпишь?

Пэн пожал плечами.

– Мне он нравится.

– Не может быть! – не поверила она, вручая ему скользкую чистую тарелку.

– Правда. Он неплохой, когда узнаешь поближе. Может, дашь ему шанс?

– У него уже была куча шансов. Он все проглядел.

Зедди вернулся с четырьмя винными бокалами и двумя запотевшими стаканами в длинных пальцах.

– Про меня сплетничали, пока меня не было? Что-нибудь хорошее говорили?

Мёрси по одному забрала у него хрупкое стекло.

– Нет и нет.

– Ну так исправьтесь. – Он поиграл бровями и снова улизнул в столовую за тарелками.

Пэн склонился к Мёрси, заканчивая вытирать тарелку.

– А ты точно давала маршалу Ральстону шанс, м-м? А то сегодня не дала ему и рта раскрыть.

– Это потому, что он злой, как псина подзаборная. Лучше не давать ему возможности с самого начала. – Вот только сегодня не вышло, верно? Она позволила ему себя задеть. Она показала ему свою слабость и слезы. При мысли об этом ее передернуло.

– Ты ошибаешься насчет него. Говорю тебе, он просто зефирка внутри.

– Кто? Я? Спорить не стану, – заявил Зедди, вернувшись с двумя мисками с остатками картошки, haricots verts amandine[2] и парой тарелок поменьше с crudités[3].

Мёрси брызнула на него водой.

– Мы не о тебе говорим, дурачок самовлюбленный!

Пэн забрал у Зедди посуду, и от Мёрси не укрылось, с каким теплом он смотрит на ее брата. Ее кольнуло завистью. Обычно уверенная улыбка Зедди чуть померкла от смущения, и он отстранился, чтобы закончить уборку. Мёрси насупилась, отвернувшись к раковине, и сказала следующее:

– Он обозвал меня вонючей авантюристкой, как будто я тут потираю в предвкушении ручки, дожидаясь следующего трупа. Что-то не похоже на зефирку. Меня так бесит, что поддалась сегодня. Буквально вручила ему победу на блюдечке.

Пэн забрал у нее вымытое столовое серебро.

– Это что, игра? А то если да, то сдается мне, вы оба проигрываете. Вчистую.

– Пфф.

– Мне кажется, ты ему нравишься, – сказал Пэн, разыскивая ящик для столового серебра.

Мёрси добрых пять секунд глазела на него, а потом выпалила:

– Да он меня ненавидит! А я его.

– Мне кажется, ты ему нравишься. Очень, – сказал Пэн, укладывая ножи и вилки по местам – звяк, звяк, звяк. – Очень-преочень.

Мёрси поскребла упрямый кусок картошки, прилипший ко дну сковородки, будто таким образом можно было заодно стереть из памяти ухмылочку Харта.

– Ты, наверное, безнадежный романтик.

– Что плохого в романтике? Она не всегда безнадежна.

– Верно. Но я – с Нахальстоном? Воплощение безнадеги.

– Я видел – он от тебя глаз не мог отвести.

– Небось на сиськи пялился.

– Фу, – заявил Зедди, который принес последние тарелки.

– Ты права, – рассмеялся Пэн, отвечая Мёрси. – Вы оба безнадежные. Но я все равно надеюсь.

– Надеяться тебе придется очень, очень долго. – Мёрси бедром пихнула Пэна от раковины к своему брату. – Ребят, у вас вроде мороженое в планах? Валите. Я тут доубираю.

– Лучшая сестра на свете! – фальцетом пропел Зедди, схватил Пэна за руку и потащил его из кухни.

– Подумай над моими словами, – сказал ей Пэн.

Она со смехом покачала головой:

– Доброй ночи, Пэн.

Мёрси услышала, как они пробрались мимо папы, хихикая, как парочка школьников, и вышли из дома, и ее вновь ужалила горько-сладкая зависть.

Закончив с уборкой на кухне, она поцеловала в лоб спящего отца и ушла. По пути домой они с Леонардом прошли под