Ведьмин костёр: обожжённые любовью - Татьяна Геннадьевна Абалова

– Олег поднял на меня глаза. В них плескалась нежность. – Сердцем чувствую, что не просто так ты появилась в моей жизни.

– А если я беду принесу?

– Выдержу. Будь только рядом. Если захочешь, дитя твое за свое буду выдавать. А мы с тобой еще народим, общих. И будут они мне все дороги.

– Экий вы скорый. Я всего второй день в вашем доме, а вы о детях заговорили. Будто вам мало тех, что уже есть. Неправильно все это. Мы чужие друг другу. Незнакомцы.

Я помнила, как совсем недавно князь обмолвился, что я люба ему. Уж не одержим ли он мной? Слышала, есть такая особенность у мужчин, когда они на всякие уступки пойдут, все пообещают, лишь бы заполучить желаемое, а потом… Потом, стоит поддаться на уговоры, интерес к жертве пропадает. Как пропал, например, у князя к несчастной Бажене. А ведь я слышала, еще года нет, как они женаты.

– Никому никогда не говорил, а тебе признаюсь. Я видел тебя во снах. Ты была там моей женой. Поэтому и выторговал у брата.

– Сны ложь.

– Нет. Я каждую родинку на твоем теле знаю. Нарочно попросил у Ганны, чтобы та посмотрела, когда тебя купали, есть ли у тебя родинка под левым сосочком. И шрам на два пальца на бедре.

Я открыла от изумления рот. Шрам был. И родинка была. Но не лжет ли мне князь, чтобы настоять на своем?

– Какое имя у меня было в ваших снах? Раз давно снюсь, должны были как–то звать?

Я решила, если скажет Ягори – значит, точно врет. Это имя не настоящее и дано мне чужими людьми.

– У тебя в моих снах много имен. Я называл тебя ладой, любавой или золотинушкой.

Я скривила лицо. Неопытную меня такие речи могли провести, но сейчас я уже повидала мир, а потому перестала быть наивной.

Князь усмехнулся, увидев мое недовольство, и продолжил:

– Но ни разу во сне я не называл тебя Ягори. Это не твое имя. Ты не та, за кого себя выдаешь.

– А какое же по–вашему настоящее?

На этом вопросе в горницу вошли двое слуг. Князь поднялся и отошел в сторону. Один слуга принес небольшой ушат, который сразу же по велению хозяина поставил мне под ноги, а второй вылил туда ведро горячей воды. Я потрогала ее кончиками пальцев. Понимала, что сильно горячее мне нельзя. Но вода оказалась на ощупь приятной.

Князь дождался, когда слуги уйдут, и снова встал рядом, но на этот раз на колени не бухался. Взяв за подбородок, заставил смотреть глаза в глаза.

– Тебя зовут Ясна. И ты княжеская дочь.

– Я рома, – поторопилась я откреститься, убирая чужие пальцы со своего лица. – Меня зовут Ягори, что значит, огонек. Мой дом дорога. А сны ваши врут.

– Я каждый раз с наслаждением опускаю голову на подушку и погружаюсь в сон, потому что там ты моя жена. И я могу целовать тебя без спроса. Знай, что во сне ты подо мной кричишь и плачешь от счастья.

Вроде и говорил князь убедительно, а верить ему не хотелось. Я чувствовала подвох, но никак не могла нащупать его.

– У меня другие сны. В них я оплакиваю своего супруга.

– Однако, стоило тебе до меня дотронуться, как ты увидела нас двоих. Ты почувствовала мою нежность. И сама попросилась остаться. Зачем–то боги привели тебя ко мне?

– Это не боги привели. Из двух зол я выбрала меньшее.

Что еще я могла ответить? А ведь я совсем забыла о том видении, что случилось у меня сразу по прибытии в дом князя. В нем волосы у меня были распущены, и тянулась я для поцелуя не без удовольствия, что только подтверждало сны Олега.

Что за игры устраивают с нами боги? То странный нищий приносит мне рыжий локон, направляя в сторону Арпатских гор, то теперь сны князя, которые можно назвать вещими. Если бы боги были простыми людьми, я бы решила, что они поспорили, какой дорогой я пойду: останусь с князем или кинусь за призрачным «братом»? Меня искушают?

– Что ты хочешь, чтобы я для тебя сделал? – князь терял терпение.

– Отпустите. Я вернусь к своим и буду с благодарностью вспоминать вашу милость.

– А я хочу, чтобы ты запомнила это.

Он наклонился ко мне и накрыл мои губы поцелуем. Опрокинув на кровать, навис надо мной. Его дыхание было тяжелым, а взор туманным. Нетерпеливая мужская рука прошлась по моему телу и остановилась на груди.

– Хочу тебя, – пальцы сжались, сдавливая грудь. – До боли хочу.

– Послушай, как бьется в моем чреве ребеночек, – я спустила руку князя на живот. Даже через плотную ткань сарафана хорошо ощущалось, как выгнулся сын Игоря. – Не надо нас волновать. Не надо никаких слов и обещаний. Дай время отходить положенное. А потом будет видно. В моем видении у меня не было живота, значит, надо погодить.

Я выбрала верные слова. Пыл князя сошел на нет. Словно крупный медведь, с неохотой покидающий берлогу, он выбрался из моей постели.

– Три месяца дам погодить. Чтобы родила и оправилась после родов. А потом ты моя. Без уверток и обещаний.

Вот и поговорили.

Как только князь вышел, в комнату вбежала Улада. Вытерла мне ноги, раздела и уложила в постель. Глаза прятала. Видно было, что подслушивала под дверью. Я настолько устала, что не стала выяснять, что думает обо мне прислуга. Главное, чтобы не понесла по чужим покоям.

Сейчас меня больше занимали догадки, не стала ли я игрушкой в руках богов. Для чего они подослали нищего? Пусть не сразу, но я заметила его маленькую женскую ногу, его мальчишеский смех, и то, что незнакомец не оставлял на снегу следы, хотя под его поступью тот скрипел. И уж больно быстро он растворился в толпе. Будто и не человека я встретила вовсе, а ходока из приграничья.

А еще мне запомнилось, как он пожелал Добронеге быть поласковей с людьми. Это понятно – какой человек не хочет, чтобы к нему относились, если не с уважением, то хотя бы терпимо. Но крепче всего в память въелись слова, услышанные следом. «Хотя бы перед смертью. Боги с нее спросят». Неужели он пророчил ей скорую смерть?

Расскажи я о том князю или самой Добронеге, они рассмеялись бы. Кто