Дневники фаворитки - Татьяна Геннадьевна Абалова

смесь стыда и затаенной радости. От воспоминаний, что мы творили с Талленом, кидало в жар. Я трогала грудь, и та отвечала всплеском желания. Хотелось вновь почувствовать на сосках губы короля.

Не стану скрывать, я хотела Таллена и ждала его.

Но кто же знал, что гиблая трава перестала охранять меня от беременности? И что будет теперь?

Велица уходила от ответа, и я представляла всякие ужасы. В деревне девки, не желая внебрачного ребенка, чего только не делали. Ложились в лохани с горячей водой, заливали внутрь себя отвары непонятных трав, поднимали непосильные тяжести. Лишь бы скинуть дитя. Иногда их желание освободиться заканчивалось смертью.

У меня желания потерять дитя не было. Его существование даже как-то примирило с мучительной тошнотой и прочими неприятностями, которые свойственны беременным. Я жила затаенной радостью, что жизнь моя обретает смысл. Я буду мамой. Я в этом и на миг не сомневалась. Даже готова была сбежать и спрятаться, лишь бы меня не лишили этой радости. Куда? К кому? Пока не думала, но копила деньги. Картины, которые я рисовала с особой страстью, раскупались еще не высохнув. Палек бегал в деревню каждый день, и уже не мальчишка мастерил для них рамки, а самый настоящий умелец — плотник Нихандр.

* * *

Доктор вернулся через десять дней.

— Я был у короля, — буркнул он на мои расспросы. Я не дала ему войти в дом, пока не услышала, как решили мою судьбу. — Он сказал, ребенка не трогать.

Я, держась за радостно бьющееся сердце, отошла в сторону — пропустила стражника, несущего огромный короб. Удивилась, когда тот потрусил не в комнаты Велицы, где она хранила всякий нужный скарб, а прямиком в мое крыло.

— Что это? — я ходила кругами, пока дракониха расстегивала ремни. Очень уж коробка была похожа на ту, в которой Фиордес привезла свой гардероб

На свет явилось платье, сплошь расшитое жемчугом. Я заплакала. От счастья, от любви, от нежности. Я теперь часто плачу. По любому поводу. У меня будет малыш.

* * *

Подарки от короля следовали один за другим. Драгоценности, наряды, меха. Но вот сам он не появлялся, и я никак не могла понять, что его держит в столице. Доктор часто уезжал, как я догадывалась, докладывать о моем состоянии, а возвращался с неизменным «Король думает о тебе, но обстоятельства не позволяют…»

Летели дни, недели. Падал снег, выли ветра, все чаще говорили о Большой волне, которая придет, если я правильно подсчитала, как раз перед родами. Я волновалась, но совсем не думала о стихийном бедствии, которое замок за тысячелетие пережил не раз. Все мои мысли были направлены на того, кто живет во мне. Кто он? Какой он?

* * *

Я не хотела подслушивать. Честное слово. Я шла к Велице, чтобы она расстегнула колье — подарок короля, которое от нечего делать я примеряла, но замочек запутался в волосах, и теперь мне требовалась помощь.

— И какой у королевы срок? — дракониха говорила тихо, но я, стоя у самой двери, разобрала все до слова.

— Примерно такой же, как у нашей Милены. Сам проверял. Сейчас о беременности Ее Величества на каждом углу трубят, а поначалу скрывали. Мало ли, вдруг скинет?

— Тебя до тела королевы допустили? — удивление Велицы было безмерным. Еще бы — опального доктора да к практике во дворце.

— Личным медикусом государыня избрала. От того и мотаюсь в столицу часто, — в голосе Фурдика чувствовалась затаенная гордость. — Никого другого, кроме меня, к осмотру не допускает.

— Видать, мордой ткнуть хотела того, кто громче прочих кричал, что Донна бесплодна. Ну дела-а-а. То-то я думаю, почему король махнул рукой на бастарда? А, оказывается, вона как! Королева тоже на сносях. И как странно все совпало!

— Да, ей теперь не до фавориток супруга. Носится со своим животом, как курица с яйцом. Капризы, истерики, требование, чтобы Таллен не отлучался. Хотя спят порознь. Не дай боги, наш жеребец от полового усердия чем-нибудь навредит. Я сам рекомендовал полное воздержание. И чтобы даже руками не трогал. И не дышал.

— А он, наверное, рад.

— Всему рад, — подтвердил доктор. — И что наследник родится, и что в спальню супруги потребность наведываться отпала. Он теперь полностью в государственных делах погряз. Даже спит иногда в кабинете. На северной границе неспокойно. Кто-то огонь смуты разжигает.

— А что говорят другие лекари? Как могло произойти такое чудо? Столько лет не получалось, и на тебе. Чего молчишь, Фурдик? — скрипнул стул. Видимо, дракониха повернулась всем телом к доктору. — Ты же первый уверял, что в яде роза не распустится?

— Я подозреваю, что виной всему жедунь-трава, которую я здесь королю заваривал. Она обновила его кровь…

— Какие глупости ты говоришь. Даже я знаю, что жедунь-трава только похоть и вызывает. А вот то, что он до жены кувыркался здесь с Миленой, могло сыграть решающую роль.

— Как это? — голос подал Вокан. Значит, не двое их беседовало.

— А так. Таллен до Милены на блондинок смотреть не мог. Они вызывали у него отторжение на физическом уровне…

— О как наша Велица заговорила! Прям сижу, заслушиваюсь, — крякнул Вокан. — А теперь, стало быть, когда король к одной конкретной блондинке страстью воспылал, он и жену свою под эту страсть с умом оприходовал.

- Хотите верьте, хотите нет, но такое случается, — обиделась Велица. — Достаточно представить во время соития другого перед глазами, так сразу происходит то, чего желаешь именно от него.

— И кого это ты во время наших соитий представляешь? — стул с грохотом отодвинулся. — Кузнеца своего?

— Ой, да уймись ты со своей ревностью. Не о том сейчас речь. Желал наш король ребенка? Желал. Сильно желал. Ему Донна матерью того ребенка казалась? Нет. Иначе не ходил бы в ее спальню как на повинность. А тут попутал Донну с Миленой, закрывши глаза чего только не представишь, и вот вам ребеночек!

— Глупости ты говоришь, женщина! — не унимался Вокан.

— Разумное зерно в твоих, Велица, фантазиях есть, — задумчиво произнес Фурдик. — Там, где мы подспудно ставим себе ограничения, мало что дельного может произойти. А вот если эти ограничения снять, то сознание запустит дремавший механизм…

— Велица, ты честно скажи, ставишь ограничения или нет?

— Вокан, уймись. Нет у меня никаких