Джуд Деверо - Навеки

Я взглянул на Дарси.

– Холли Берри, да?

Дарси тихо гавкнула по-собачьи, после чего оглядела стол и произнесла:

– Простите, это все кашель.

Через некоторое время появились три молчаливые служанки в черной униформе и подали нам плошки с холодной закуской из креветок. Следуя указаниям Дарси, я ждал, пока она начнет есть.

Спустя десять минут я уже убедился, что она была права: женщины действительно находились под воздействием наркотика, поскольку, приступив к еде, они начали пробуждаться. По ходу вечера одурманенные одна за другой заявляли, что их сильно мучит жажда и пили воду стаканами. После трех стаканов водохлебки с извинением удалялись, а по возвращении выглядели намного лучше.

Я задался вопросом, не Дарси ли это организовала. Может она заставила женщин испытывать жажду и выпить так много, чтобы вывести наркотик из их организмов?

К четвертому блюду, гостьи начали раскрепощаться. Одна из них воскликнула:

– Боже правый! Что, черт возьми, на мне нацеплено? Я похожа на разъезжающего торговца бижутерией. Кто надевает жемчуг в такой час?

Я старался сохранять спокойствие, когда увидел, как сотня кусков зеленых в виде драгоценностей стаскивается с ухоженных рук и пренебрежительно швыряется на стол. Взглянул на Дарси и отметил, что та смотрит на сидящую с надутым видом Дельфию. А Нарцисса на противоположном конце стола так широко улыбалась, что стало интересно, а не приняла ли она несколько таблеток счастья.

Однако вынужден признать, что в глубине души верил, будто именно мое присутствие заставляло женщин идти вразнос.

Ладно, я плохой актер. И что с этим поделать?

Я вырос в семье ученых. Несколько лет назад услышал чьи-то слова: «Единственное душевное волнение в нашем доме случалось тогда, когда кто-то переворачивал страницу». Точь-в-точь как в моем детстве. Никаких самодельных пистолетов – что бы это ни было, да и мастерят ли их сейчас? Никаких компашек. Ничего, кроме чертовой учебы.

Мы с родителями ужинали вместе, и каждый вечер меня пытливо допрашивали о каждом слове, произнесенном моими учителями. Все учителя ненавидели моих родителей. Если я сообщал отцу, что мы изучаем Солнечную систему, он писал план урока на двадцать одну страницу для моей преподавательницы и вручал его ей вместе с метровой стопкой книг, по его мнению, обязательных к ознакомлению. И это в начальной школе.

Некоторые дети выражают протест через наркотики или антисоциальное поведение, но я был не из таких. Однажды отец обронил, что ничего не знает об актерской игре. Я покосился на маму.

– А ты что-нибудь знаешь об актерской игре? – спросил я.

– Ничего, – ответила она.

За четырнадцать лет моей жизни я ни разу не слышал, чтобы родители в чем-то не являлись авторитетами. Рыбалка? Отец написал три статьи о том, как правильно ловить лосося. Он никогда в жизни не брал в руки удочку, но знал в теории все, что нужно знать. А моя мать писала о ремеслах и музыке, хотя ни разу не бывала на ярмарке и не порвала ни единой гитарной струны.

Именно в тот день я и решил стать актером.

Должно быть, я что-то унаследовал от них, поскольку вложил столько же целенаправленных усилий в актерское дело, сколько вкладывали родители в свою работу. Однако мы с ними чуть не распрощались навсегда, когда на предложение посмотреть меня по телевизору они сказали «нет». Решительное бесповоротное «нет».

Наверное, предки ничего не знали о лицедействе, поскольку не хотели о нем знать. И то, что их единственный сын стал актером, не изменило их мнения. Насколько мне известно, родители никогда не видели меня на экране. Телевизором они не обзавелись, а если сходили хоть на один фильм в кинотеатр, мне о таком случае неизвестно.

В конце концов я перестал пытаться произвести на них впечатление и вполне преуспевал в выбранной профессии. Хотя мне довольно-таки поднадоело это дерьмо под вывеской «Линк красавчик», все остальное было тип-топ.

Ужин продолжался, женщины раскрепощались все сильнее, и я оказался в центре внимания. Конечно, они без умолку болтали о моем сходстве с Линкольном Эймсом. Очень забавляло, что я, Линкольн Эймс, притворялся Джейсоном Форбсом, косящим под Линкольна Эймса. Когда клуши начали кудахтать, что я поменьше и не такой мускулистый, как Линкольн Эймс, я даже изготовился скинуть рубашку, чтобы прояснить этот вопрос, но тут Дельфия заявила, что настало время сеанса.

Я взглянул на Дарси, и она ответным взглядом приказала мне сохранять спокойствие.

Не проблема. Легко. Вокруг меня вились четыре изголодавшиеся по любви бестелесные красотки, а шестеро реальных дамочек смотрели так, будто я – единственный мужчина на земле. Я две недели не встречался со своей подружкой и теперь должен «сохранять спокойствие». То, что доктор прописал!

У двери в столовую Дарси взяла меня за руку, и я тут же начал успокаиваться. К тому времени как мы заняли свои места вокруг стола в библиотеке, я уже приготовился вытянуть ноги и задремать.

Но мое спокойствие длилось недолго, поскольку смех, который приходилось сдерживать внутри себя весь следующий час, угрожал отправить меня в полет до самого потолка.

Дельфия вела сеанс своим потусторонним голосом. Каждая из шести фифочек за столом хотела связаться с кем-то из загробного мира.

Ради Дарси – не меня – они по очереди рассказали, с кем хотели бы поговорить и почему. Судя по словам, единственной причиной желания установить связь с умершим являлась любовь. Глубокая, глубочайшая любовь.

Дарси в свой черед заявила: «Я просто хочу узнать, куда он спрятал драгоценности». И все рассмеялись. И то, как они хихикали, убедило меня, что у женщин имелись свои низменные причины пытаться связаться с духами.

Одна из вышколенных служанок принесла поднос, на котором стояли крошечные рюмочки с зеленым ликером. Мы все взяли по одной, но когда я потянулся за своей, то увидел, что Дарси смотрит на меня. «Нет, – казалось, говорила она. – Ничего не пей». Поставив рюмку на место нетронутой, я перехватил хмурый взгляд Дельфии.

Спустя несколько минут после того, как дамы опустошили свои наперстки, они обмякли. Наверняка, их одурманили, чтобы сознание оставалось затуманенным в течение предстоящего шоу. Свет был притушен, мы взялись за руки. Шоу началось.

И это было отпадное шоу. Самое неудачное из всех провальных представлений, которые я когда-либо видел. Дельфия позвала своего проводника в мире духов, но ничего не случилось. Она посмотрела прямо на полку с книгами, где, как я знал, находился неработающий проектор, и нахмурилась. «Может, следует рассказать ей о ботоксе», – подумал я.